Три стильных детектива
Шрифт:
Выйдя из фиакра, Ганс некоторое время выждал. Отправиться на улицу Фонтен – сложное испытание. Все это время он вспоминал о Таша со всей теплотой былой нежности и мучительной тоской. Приехав в Париж, он пробежал по всем местам, где мог надеяться на мимолетную встречу: посещал тех же людей, что и она, даже нашел удовольствие в беседе с эти проклятым книготорговцем, за которого она вышла замуж. Утверждали, будто тот раскрывает преступления. Что из того? Ганс был не из таких. Его мало что интересовало, кроме собственных желаний. Согласившись принять участие в выставке в «Прокопе», он уступил своим амбициям, а также желанию возобновить отношения с женщиной, чей образ не давал ему покоя и чье лицо он запечатлел на нескольких своих скульптурах. Статуи,
Ему повезло: дверь открыла сама Таша. На ней была юбка и светло-серая блузка, похожая на ту, которую она носила в Берлине и под которой угадывалось обнаженное тело. Она тут же хотела захлопнуть дверь, но он удержал ее.
– Разве я некстати? Ведь ты, похоже, одна.
– Виктор здесь неподалеку, он сейчас вернется.
– Лгунья, я знаю, что его нет! Нам нужно столько всего сказать друг другу. Я тебе рассказывал о книге, которую друг Доде и Родена, корреспондент «Нойе фрай пресс», Теодор Герцль [223] , написал по делу капитана Дрейфуса? Это должно тебя заинтересовать, там речь идет о необходимости создать государство для евреев.
223
Теодор Герцль (нем. Theodor Herzl; 1860–1904) – еврейский общественный и политический деятель, основатель Всемирной сионистской организации, провозвестник еврейского государства и основоположник идеологии политического сионизма. Был журналистом, писателем, доктором юриспруденции. – Прим. перев.
– Отныне я француженка, моя фамилия Легри, – возразила она, пятясь.
– Боюсь, смены гражданства недостаточно. В России или во Франции, ты все равно еврейка.
– Во Франции не устраивают погромов.
– Но здесь есть антисемиты. Разве ты не видишь? Дело Дрейфуса помогло все увидеть в верном свете. Твой Легри не сможет тебя защитить, а я смогу! И никто не будет желать тебя так, как я.
– Замолчи!
– Зачем с этим бороться? Ты и сама горишь желанием!
Он взял ее за плечи и привлек к себе. Она уступила с такой безучастностью, что Гансу показалось, будто он сжимает в объятиях куклу. Он отпустил ее, и она тут же попыталась ускользнуть, но он рывком приблизил ее к себе и стал целовать в губы. Она же не оказывала ни малейшего сопротивления. Сильные пальцы скульптора мяли ее одежду, жадно гладили бедра. Вместе они качнулись в сторону алькова. Несмотря на то что голос внутри Таша кричал: «Нет!» – они медленно опустились на кровать, и Ганс, оказавшись сверху, рванул на ней блузу. Она не произнесла ни звука, будто загипнотизированная, но он слышал, как она с усилием дышала. Внезапно она резко оттолкнула его, почувствовав, что уже готова уступить.
– Нет, Ганс! – сказала она тихо. – Все кончено. Невозможно ничего вернуть.
– Но почему?
– Ты можешь цепляться за прошлое, если это доставляет тебе удовольствие, но для меня прошлое уже ушло.
– Не будь злюкой, ведь ты хочешь этого!
– Я вижу, ты остался таким же властным. Ничто и никто не может противиться твоим решениям, не так ли? – холодно бросила она ему.
Теперь она смотрела на него с презрением. Он не привык, чтобы с ним так обращались, и, охваченный яростью, грубо тряхнул ее. Она споткнулась обо что-то мягкое. Возмущенное мяуканье прервало их рукопашную схватку. Маленькая кошка, превратившись в комок вздыбленной шерсти, выпустила коготки и бросилась на обидчика хозяйки.
– Мерзкое животное! – завопил он и побежал к выходу, а кошка помчалась за ним.
Таша воспользовалась этим. Слизнув с запястья кровь и прижимая к груди порванную блузку, она бросилась запирать дверь.
– Спасибо, Кисточка! Ты спасла меня от себя самой! – шепнула она кошке, которая терлась у ее ног.
Наспех одевшись, Таша выглянула в окно в поисках кого-нибудь, кто помог бы ей избавиться от непрошеного посетителя.
– Не делай глупостей, открой! – умолял под дверью Ганс. – Прошу тебя, впусти! Ну, будь умницей!
– Уходи! Остановимся на этом, чтобы не опуститься до бранных слов, – сказала она.
Тут она увидела в окошко, как дочки столяра принялись бегать друг за другом вокруг фонтана, напевая веселую песенку. Таша схватила сумочку, открыла дверь, грубо оттолкнув Ганса, и кинулась на улицу.
– Зоя! Хлоя! Подождите меня!
Подбежав к девчушкам, она схватила их за руки и пошла вместе с ними. Она прошла всего несколько метров, как с ней поравнялся пустой фиакр. Она вскочила в него как раз в тот момент, когда Ганс собирался схватить ее за руку.
Куда ехать? В книжную лавку? Нет, только не туда! На улицу Сены, к Айрис, чтобы собраться с мыслями! Слезы застилали ей глаза, она стала искать платок и нащупала скомканную бумажку в глубине сумки. Улица Сен-Сюльпис, Мишель Форестье. Она смутно вспомнила друга Ломье, который поспешил к ней на помощь в «Прокопе», когда ей стало плохо, и воспользовался этим, чтобы распустить руки.
«Решительно, все они одинаковы!»
Она порвала бумажку на мелкие кусочки и засунула их между сиденьем и спинкой фиакра, в то время как экипаж выехал на набережную Малакэ. Улица Сен-Сюльпис напомнила ей Люксембургский сад и первые уроки езды на велосипеде с Хельгой Беккер. Прогулка вокруг водоема больше всего пойдет ей на пользу. Пройтись по саду, съесть горячую вафлю, забыть о минутной слабости, изгнать Ганса из своих мыслей. Постучав в перегородку, она велела кучеру изменить маршрут, выйдя на углу улицы Феру.
Едва она ступила на тротуар, как к ней подбежала немолодая, но шикарная женщина в каракулевом туалете.
– Вы помните меня? Фелисите Дюкрест, мы познакомились недавно в «Прокопе»! – воскликнула она, смеясь.
Таша узнала тетку Мишеля Форестье, жеманницу с торчащими, как у кролика, зубами.
– Простите мою нескромность, вы идете к моему племяннику?
Да как она смеет!
– Я хочу прогуляться по Люксембургскому саду. Я не знала, что ваш племянник здесь живет, – добавила она с наигранным удивлением.
– Он и работает здесь! Я подумала, раз у вас есть время, не согласитесь ли вы выпить чашечку чая у меня дома? Одинокой женщине, как я, лестно поболтать с художницей, а вы могли бы полюбоваться моими картинами – Ренуаром и Гогеном. Я живу на площади Вогезов.
Таша, не раздумывая, согласилась. Если Ганс попытается отыскать ее, ему придется побегать по Парижу.
– Моя карета стоит на улице Гизард.
Виктор поднялся на второй этаж здания, в котором располагалась редакция «Пасс-парту» на улице Гранж-Бательер. Давно он не вдыхал запах свежих чернил, а вид Антонена Клюзеля (он же Вирус) вместе с этим обонятельным воспоминанием вызвал у него ностальгию. Далеко уже было то время, когда он посещал гулкий мир газеты, для которой когда-то писал статьи!
– Мсье Клюзель, я проследил за маршрутом царя, он прибыл в Бреслау 5 сентября, ожидается 5 октября в Шербуре, почтив своим августейшим присутствием Лилль, Копенгаген и Балморал. Поместить это на первую полосу? – спросил молодой репортер в кепке.
– Читатели уже пресытились приторными, как кремовый торт, новостями. Поищите что-нибудь более оригинальное. Подождите-ка, вот: загадочный Тимбукту, занятый нашими славными войсками в 1893 году!
– Эта новость уже протухла.
– Ну хорошо, большие маневры или скорое открытие «Триумфа республики» Далу [224] . Это ваша работа, старина, будьте изобретательны. О! Боже мой! Легри!
224
Эме-Жюль Далу (фр. Aim'e-Jules Dalou; 1838–1902) – скульптор, представитель натуралистической школы. «Триумф Республики» – грандиозная скульптура, которая красуется на Национальной площади в Париже. – Прим. перев.