Три стороны моря
Шрифт:
— Когда я умру, тебе не выжить здесь.
— Я не хочу думать об этом, — отвечала Елена.
— А я не хочу умирать, зная, что убиваю тебя. Я уже пережил смерть любимой жены. Ты знаешь.
Нефертари казалась Елене старшей сестрой. Она надеялась свидеться с ней после смерти. Она была благодарна, что повелитель все рассказал о Нефертари.
— Теперь я хочу принять только свою смерть. Понимаешь? — спросил Рамзес.
— Нет.
Он долго думал, прежде чем решиться… Он было открыл рот, чтобы сказать: «Я долго думал,
Он мог либо убить всех этих непрошенных гостей, и первым ее непрошенного мужа. Не иначе! Истребить, чтобы уничтожить навечно тайну северной войны. Никто бы не узнал, где находилась причина ревности, из-за которой гибли народы.
Вместе с тайной он убил бы ее, последнюю любовь. Не будь в его молодости первой любви, подлинной, но так быстро, так обидно оборвавшейся… Кто знает? Но Нефертари была.
Он умрет со дня на день, и эту светлую девушку, отдавшуюся ему искренне, до конца, ее забьют палками, или проломят голову камнем во тьме храма Амона-Ра, или, чего доброго, скормят крокодилам… Жить ее не оставят. И сделают это его же сыновья. И предотвратить это невозможно.
Рамзес представил себе, как его преждевременно умерший возлюбленный старший сын убивает свою мать, преждевременно умершую возлюбленную Нефертари. Рамзес содрогнулся. Мало что могло его напугать.
Он решился, и уже ничто не сдвинет его волю.
— Меня нет. Боль лишает меня разума. Я этого никому не скажу. Но ты должна знать.
Елена заплакала. Скажи ей кто-то пять лет назад, что она будет плакать из-за мужчины, который старше ее больше чем вдвое.
— Я хочу подчинения! — вдруг сказал Рамзес.
И она с готовностью, подняв голову, повторила несколько раз:
— Да, да! Я все сделаю! Я подчинюсь! Я все сделаю для тебя.
И лишь тогда, услыхав это, Рамзес Великий открыл ей:
— Здесь, в стране Кемт, находится твой муж.
— Он истощен, — докладывал врач, — он еле жив, о Великий Дом.
— Но ему лучше, чем мне? — спросил Рамзес.
Врач-жрец из храма Тота почтительно и печально склонил голову. Он проклинал свое бессильное искусство.
— Значит, лучше, — сделал вывод Рамзес. И неожиданно добавил: — Жизнь-здоровье-сила!
У них было пять дней попрощаться. Так назначило врачебное искусство для восстановления сил Менелая, и так назначил себе Рамзес. Продержаться пять дней. Не уйти с Анубисом раньше.
— Ты должна не просто жить там, среди них, — говорил он Елене. — Ты должна убедить их не пойти войной на нашу с тобой страну.
Он облачил ее в белоснежное одеяние, безупречной, ослепительной чистоты.
— И ты не должна признаться, что любила меня. Никогда. Что бы ни случилось. Ты понимаешь?
Она соглашалась безропотно. Но добавила:
— Это трудно.
И вот наступило утро, когда в зал ввели Менелая. Переводить слова должна была Елена. По воле Рамзеса, кроме троих, в зале никого не было. Ни единого стражника.
Рамзес разглядывал Менелая и представлял, как тот станет лежать на Елене. Елена представляла то же самое, и ей это не нравилось еще больше, чем Рамзесу.
— Приветствую тебя, странник, в конце твоего пути, — сказал Рамзес, превозмогая особенно острую в тот день боль в нижней челюсти, отдающую в затылок.
Он все время боялся, что тело разрушается, от него плохо пахнет, а он сам не замечает. И потому он желал, чтобы Елена скорей уехала.
Прекрасная Елена выступила из темного угла, где она стояла под нависающей статуей, и повторила на языке данов, на чистейшем спартанском наречии:
— Приветствую тебя, странник, в конце твоего пути.
Одиссей, возможно, почувствовал бы, как замогильно тосклив ее голос. Но Менелай лишь видел, видел, видел! Он видел ту, что искал!
Ее не было в Трое!!!
Одиссей не солгал…
— Ты должен лечь ниц перед правителем страны Кемт! — объявила Елена.
Рамзес удивленно взглянул, он ничего не говорил.
Менелай помедлил… И опустился на каменные плиты.
Елена с гордостью и любовью смотрела на Рамзеса.
Великий Дом понял. Он ответил ей прощальным, последним взглядом любви.
— Встань! — сказал он.
— Встань! — проговорила на языке данов Елена.
— Я сохранил для тебя твою жену в неприкосновенности. Ничего не прибавляй больше к моим словам. Я приказываю, ты обещала!
— Я сохранил для тебя жену твою, хотя ты и не заслуживал.
— Где ты был все это время? — спросил Рамзес. — Разве боги тебе не открыли, что она здесь, под моей защитой? Или ты не слушал богов?
— Где ты был все это время? — повторила Елена. — Разве боги тебе не открыли, что она здесь, под моей защитой? Или ты не слушал богов? Или нашел себе иную жену?
— Я воевал за нее! — вне себя от волнения, задыхаясь, отвечал Менелай. — Мы разрушили город… Мы отобрали богатый город у хеттов и разрушили его, и сожгли.
Елена перевела.
— Расскажи мне об этой войне, — попросил Рамзес.
— Расскажи о войне, Менелай. Может быть, тогда мы поймем, где ты был так долго, — сказала Елена.
…Рамзес слушал чужую плавную речь и голос любимой, который прояснял смыслом далекие звуки «народов моря», и переспрашивал:
— Так ты утверждаешь, что такой поход, поход через море на тысяче кораблей начался… из-за одной женщины?! Из-за нее? Ты уверен?
И не слушал ответа Великий Дом Рамзес Второй Великий, а вспоминал: «Царство хеттов и союз племен надо связать долгой, утомительной войной. Они не станут ссориться из-за власти. Значит, война должна разгореться из-за женщины».