Три судьбы
Шрифт:
– Мам… было бы смешно. Никто родителей не привел, понимаешь? Или ты и на работу устраиваться меня за ручку поведешь?
Обида матери моментально растворилась в озабоченности:
– Нет, конечно, нет. Я всегда учила тебя быть самостоятельным. Хотя теперь уже и не знаю. Распределение ведь отменили? Как ты станешь работу искать… Я спрашивала у знакомых, но…
– Не беспокойся, мам, я уже устроился, – засмеялся он и назвал один из проектных институтов. – Зарплата, правда, скромная, но как-нибудь.
– Да неужели?! Как тебе удалось? Это ведь очень солидное место! И тебя вот просто так взяли? Без рекомендаций,
Валентину было немного смешно. Неужели мать не видит, что привычный уклад не вернется?
В отделе кадров «очень солидного места» немало удивились, когда он туда пришел. Начальник, принимавший его документы, покрутил недоуменно лысоватой головой: вы же понимаете, что оклады у нас невеликие? И добавил смущенно, что, бывает, задерживают, времена-то сами видите какие.
Времена были действительно диковатые. Какой там привычный уклад, какая стабильность! Все предыдущее вдруг стали называть «застоем». Слово было обидное: Валентин вовсе не считал время своего детства застойным. Спокойным – пожалуй, особенно по сравнению с нынешним бурлением. Что выйдет в итоге этого бурления, не смогли бы сказать даже десятки астрологов и экстрасенсов – их много повылезало в последнее время. Вернется ли все на круги своя или наоборот, на обломках «застоя» вырастет и разжиреет загадочный зверь по имени «рыночная экономика»? А черт его знает! Так что пусть новенькая трудовая книжка лежит в отделе кадров когда-то внушавшего уважение проектного института – лежит, каши не просит. Самому же «лежать» не хотелось. Вот так полежишь, подождешь, чего там завтра принесет – и тю-тю, поезд ушел, а ты тут… мхом обрастаешь.
Он появлялся в «конторке» изредка – когда из скудных зарплатных закромов вдруг начинала течь тоненькая струйка. Расписывался в ведомости, отдавал лысому пачку похожих на конфетные фантики бумажек и пропадал до следующей «зарплаты».
Денег Гесту и без того хватало. И времени свободного тоже. Якут загружал его не слишком сильно. Берег, что ли? Или периодические «консультации» профессионального химика и впрямь дорогого стоили?
Правда, однажды стало страшно: Якут попросил сравнить два образца героина. И отказаться Гест не смог. Но, в конце концов, его же не процессом заниматься заставили, а всего лишь анализом! Образцы были идентичны – за одним небольшим исключением.
– Судя по всему остальному, специально добавили, чтобы казалось, что из разных источников.
– А источник один? Отвечаешь?
– Я химик.
Якут результатом оказался почему-то очень доволен.
Гест же тогда порядком запаниковал. Случай вроде пустяковый, но: коготок увяз – всей птичке пропасть. Только полгода спустя более-менее успокоился. Постарался выбросить неприятный инцидент из головы. Больше к «гадости» не привлекают – чего еще желать. Прочее как-нибудь само образуется. Появится шанс обрести самостоятельность, непременно появится, надо лишь внимательно смотреть вокруг, наблюдать и делать выводы.
Он прилежно изучал новорожденный рынок, искал варианты. Лезть в пекло не хотелось, но постреливали во всех «нишах», кроме совсем уж никчемушных. Конечно, авторитет Якута его прикрыл бы, только какая же это самостоятельность, если под защитой «старшего брата». И Валентин выжидал.
– Эй, химик, ты чего это? Девочки, что ли, не нравятся, или, боже упаси, брезгуешь?
Валентин вздрогнул. Да, задумываться было не время и не место.
Заморочек с «уважаешь – не уважаешь» и тому подобными искусственными сложностями он до сих пор толком не понимал, но понимал другое: в Риме веди себя как римлянин. И если тебя приглашают в баньку, непременно с девочками, не отказывайся. Ибо банька – это знак приближенности, привилегия своего рода, и пренебречь – дать себя заподозрить в нелояльности. Если не хуже.
Проститутками он не то чтобы брезговал – просто не любил их. Их фальшивую страстность, плохо скрываемое равнодушие. Резиновые куклы с небогатым набором механических фраз. Его бы воля – и вовсе никогда с ними дела бы не имел. Поэтому он старался на таких вот мальчишниках активнее предаваться чисто банным радостям. А тут, извольте, задумался. Из-за таких вот пустяков жизнь и рушится…
Мысли неслись стремительно: свести все к шутке? Но как? И быстрее, быстрее!
Он потянулся, равнодушно оглядел отдыхающих на мраморной ступеньке девиц, моментально приходя в «боевую готовность» (с чем-чем, а с потенцией у него никогда проблем не было, скорее наоборот: вроде и нет особого желания, а стояк – что твой Александрийский столп). На низком столике грудой лежали пестрые упаковки презервативов. Якут уверял, что девицы чистенькие, проверенные, но Валентин осторожничал – сказать-то что угодно можно, проще заранее «соломки подстелить». Впрочем, сам Якут тоже резинками пользовался.
Все с тем же равнодушным лицом Валентин вскрыл один из квадратиков, привычно, не глядя, натянул «паутинку». Так же, почти не глядя, выдернул к себе одну из девиц, развернул, нагнул – и методично, как актер из порно, оприходовал. Да еще и глумливую ухмылку на обращенном к Якуту лице не забыл изобразить. Девица постанывала и даже попискивала – точно как резиновая. Это было смешно, и он едва не сбился. Но удержался, завершил процесс, шлепнул по тугой попе и развалился подле Якута на прикрытом махровой простыней плетеном шезлонге.
Тот пару раз сдвинул ладоши – изобразил аплодисменты. Но недоумение с его лица не исчезло.
– И чего ж ты тогда? Для кого силы бережешь? Или и впрямь брезгуешь?
– Ни боже мой! – засмеялся Валентин. – Цыпочки миленькие, глядеть приятно.
– Глядеть? Чего на них глядеть, они тут для другого.
Гест пожал плечами:
– Скучно мне с ними.
Якут почему-то развеселился:
– Ну ты даешь, химик! Скучно ему! Это ж телки! Чего еще? Чтоб пели? Плясали? Ща скажем – и споют, и спляшут.
Валентин помотал головой, но Якута уже понесло:
– Пусть стихи читают, во! Эй ты. – Он поманил к себе щуплую рыжую девицу с неправдоподобно большим бюстом. – Стихи знаешь?
– Какие?
– Любые! Буря мглою небо кроет! Читай! Да с выражением, – прикрикнул он, когда рыжая забубнила послушно и монотонно: «Буря мглою небо кроет». – И с ритма меня не сбивай, подстраивайся, чего ты, вовсе дура, что ли? Пацаны, присоединяйтесь!
Забава неожиданно пришлась разомлевшим гостям по вкусу. Девицы, сперва растерявшиеся, неожиданно навспоминали множество текстов: от «Идет бычок качается» до письма Татьяны Онегину. Особенно когда Якут объявил, что та, которая знает больше всех стихов, получит премию.