Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен
Шрифт:
– Мать его, – выругался Канатов.
– Так он и сказал тогда. А сейчас… Ах, хотела бы я убить тебя прямо сейчас. Но я помню все то сокровенное, чем ты делился со мной. Я помню твою тайну – человека-пиццу и двухголового зайца. Ох, милый, мне очень не хватает… – чего именно не хватало женщине-ниндзя мы, увы, уже не узнаем. Потому что Канатов, устав слушать и мучиться жаждой, взмахнул Гаспаряном, которого все еще держал на руках, и обрушил тело доктора на голову тени. Послышался хруст и лязг меча, упавшего
– Ой, Сержик! Ты в порядке мать твою? – спохватился Канатов.
– Логарифм экспоненты по натуральному основанию два минус слиток золота… Выходит, я Алоиз Полуведерский из рода Хунвэйбинов, и… Мы ждем мальчика. Стало быть, я в совершенном порядке. И мне нужно во Дворец Трех Толстушек, чтобы сделать бутерброды с Сучком и последующую ко-ко-колоноскопию. Бутерброды – это очень важно, чтобы окончательно расстроить пищеварительную систему. Бутерброды в этом деле незаменимы, – пробормотал доктор Гаспарян и тут же лишился чувств.
– Базара нет, Сержик. Во Дворец, так во Дворец, – азиат перекинул доктора через плечо и направился к выходу из трейлера, но на пороге обернулся. Он приблизился к подростку, отобрал у него бутылку с газировкой и осушил ее залпом. – Тьфу ты мать твою, отрава засахаренная! А ты, Сучок прыщавый, со мной пойдешь, мать твою.
– Ваще капец как неприкольно, – проворчал Сучок, но пошел следом за артистом Канатовым.
Женщина-ниндзя, чьи шейные позвонки не выдержали атаку доктором сверху, осталась лежать в трейлере. Даже после смерти она сливалась с полом и казалась лишь полупрозрачным нечетким пятном, как и полагается тени.
– А мне типа ваще обязательно тащиться с тобой и этим дряхлым перцем? – плетясь позади Канатова, без каких-либо эмоций в голосе гундосил подросток. – Я б лучше в трейлере затусил, а во Дворце ваще чо делать, отстой полный.
– Сучок мать твою! – сказал Канатов. – Пасть гребаную захлопни.
– Никто меня ваще не слушает, – пуще прежнего нахмурился Сучок. – Никому нет дела до моего внутреннего мира. А я могу уже и сам и ваще и пошел ты. Да, пошел ты и твой облезлый докторишка.
Сучок двигался медленно и криво, словно робот с неотлаженной системой ориентирования и заедающими гироскопами. Подросток мог бегать от тех, кому плюнул на сэндвич. Но убегал он не за счет скорости и ловкости, а благодаря тому, что никто из клиентов даже не думал гнаться за ребенком.
– Шли бы вы ахтунгом и не делали бы вид, будто вам ваще не пофиг, – сказал Сучок.
Канатов прижал кулак к его подбородку и, не мигая, смотрел в глаза подростка.
– Доктор Гаспарян хочет какие-то бутерброды сготовить. Походу, с тобой. Но копал я шпрот тебе мать твою что-то объяснять. Всасываешь?
– Твой
– Даже если он поехал, то он все равно гребаный мой, – заявил Канатов. – Мне ваще мать мою похер, что ты там услышал. Если Сержик сказал, что ему нужно во Дворец вместе с тобой, то мать мою так и будет. Вопросы?
– Ваще отстой, – еще больше ссутулился Сучок. – Ты типа, если чо, меня тупо грохнешь, да?
Подросток не казался испуганным. В его глазах, глядящих на Канатова, читалось полное отсутствие мыслей и переживаний.
– Именно мать твою! – Канатов, хоть и тащил доктора, сумел отвесить Сучку подзатыльник.
– Как так логарифм экспоненты по натуральному основанию два минус?! – внезапно встрепенулся доктор, придя в сознание. – То есть… Неужели это живой э… подросток? Сучок, вы говорите?.. Да! Да! Да он же мне в сэндвич харкнул! Канатов! Раздави этого тараканишку!
Тут доктор, перевесившись через покатое плечо Канатова, хлопнул правым кулаком о левую ладонь, словно на ней сидел таракан. Артист развернулся к Сучку и собрался сделать то, чего требовал Серж.
– Ха-ха-ха! Не смей! – внезапно грозно расхохотался Гаспарян, пнув Канатова под ребра. – Ну да, конечно. Оттого мне и казалось таким знакомым личико андроида наследницы Софьи. Это просто верх мистификации, комбинаторики и теории невероятности, но Сучок проявляет удивительное сходство, или, как говорят в науке, геномодифицированый феномен. Вероятно, в его роду уже были андроиды!
Все более-менее разъяснилось к общему неудовольствию. Только доктор, которого артист Канатов весьма грубо поставил на ноги, продолжал радоваться.
Но вскоре и доктор Гаспарян, к всеобщей радости, опечалился.
– Да, все это прекрасно. Я отдам Трем Толстушкам и их ненаглядной Софье настоящего подростка, который ничем не отличается от ее любимого адроида. Но! Этот Сучок… Он ведь при первой же возможности наплюет в свежесделанный сэндвич, и тогда – пиши пропало! Ведь настоящий адндроид так не делал, я полагаю. Нам конец!
– Хрен те мать твою поперек гребанного рыла, – сказал артист Канатов, сжимая горло Сучка. – Не веришь? А спроси-ка у него, знает ли он мать его как харкаться.
– Ка-а-ак?
– Так. Харкаться знаешь как?
– Кажется, – тихо просипел Сучок.
– Неее, – Канатов усилил давление на цыплячье горло подростка.
– Хррр, – прохрипел подросток, синея на глазах.