Три весны
Шрифт:
Но следующий урок литературы. Его ведет классный руководитель десятого «А» Лариса Федоровна. Она сердится. Значит, надо высидеть литературу.
На перемене Алеша не вышел из класса. С ним остался Ванек. Он назвал математика требухой и посочувствовал Алеше. Он даже согласился бы получить «плохо» за компанию. Одним больше, одним меньше — не все ли равно!
— А мы Косте все припомним, — сказал Ванек. — Вот если бы темную ему устроить, а? Да ведь вызовут родителей, шум будет. Тоже мне — учком!
— Отстань
Ванек недовольно засопел, хлопнул крышкой парты и направился в коридор. У двери он на секунду задержался и посмотрел на друга с укором.
Вечерело. На ровном, как стрела, проспекте зажглись фонари. Ребята шагали по проезжей части улицы, и Алеша (в который уж раз) наблюдал, как их тени то удлинялись, то исчезали совсем, то быстро убегали назад, словно играя в прятки. А Васька Панков курил подобранный в пути «бычок» и говорил:
— Огольцы идут в летчики. Завтра на комиссию.
— Кто?
— Весь класс. Разве не слышал?
— А кого берут? — спросил Алеша.
— Повертят тебя на стуле, потом заставят идти по одной плашке. Как лунатика. Выдюжишь — твое счастье. Да чтоб полных семнадцать было.
— А мне будет только осенью, — разочарованно протянул Алеша и его загоревшиеся было глаза погасли.
— Это ничего, — сказал Васька. — Приноси метрику, обтяпаем. Хлоркой выведем.
— А если испортим? — скорее с надеждой, чем со страхом спросил Алеша.
— Новую запросишь оттуда, где родился. Они высылают. Да ты что? Да не бойсь. У меня есть дяхан, он даже печати подделывает. Получается натурально.
— Я принесу, — радостно волнуясь, пообещал Алеша. — А если спросят паспорт?
— Скажешь, что потерял. А уедем в училище, и экзамены сдавать не надо. Будем летчиками в одной эскадрилье. Голубые фуражки, голубые петлицы — шикарно! Завидовать нам все станут!
Алеша проводил Ваську. Когда прощался, задержал крепкую, как камень, руку Васьки и спросил:
— Как же тогда со спектаклем?
В школе к Первому мая готовили чеховского «Медведя», и в постановке были заняты Алеша и Васька. Роли давно выучили, все было на мази. И вдруг ребята уедут. Да это же предательство! Нехорошо получится.
— А что нам? Нас призывают, — как уже о решенном деле, равнодушно сказал Васька. — Может, к Первому мая мы будем уже там, — он вскинул глаза к пролегшей между вершинками тополей узкой дорожке неба.
— Ты думаешь?
— Иначе ехать не стоит. Иначе какой толк?
Дома Алеша, забросив учебники подальше, думал о небе.
И оно виделось ему все в огненных спиралях и крупных, таинственных звездах. Время от времени небо резали косые и острые лучи прожекторов. А самолеты шли и шли целыми армадами, может, в Арктику, может, в Испанию, в жаркую, объятую пожарами Абиссинию. А в самолетах сидели дюжие, плечистые летчики, почти такие же, как Васька, как Алеша. И метрики у многих, может, тоже были обесцвечены хлоркой, потому что везде придираются комиссии.
— Тамара, иди сюда, — шепотом позвал он свою двенадцатилетнюю сероглазую сестренку. — Я тебе что-то скажу. По секрету.
Тамара исподлобья недоверчиво посмотрела на него.
В его словах почудился ей подвох. Никогда Алеша не открывал ей своих тайн. «А может, их у него и не было вовсе, а вот теперь появились?» — думала она, нерешительно останавливаясь у порога.
— Ты поближе. Иди сюда, ко мне.
— Зачем? Бабушка у соседей. Говори, Леша, я никому не расскажу.
— Так вот, Тамара… Это будет скоро, очень скоро. На днях… Я ухожу в армию. Да-да, вот увидишь! — сказал Алеша, чувствуя, как его охватывает неуемный восторг.
— И это вся тайна? Да про армию ты столько уже говоришь. Целый год! И даже побольше года!
— Говорить все можно. А тут меня забирают. Пришлют повестку — и все. Поняла?
— А тебя папа отпустит? — спросила Тамара, пугливым зверьком косясь на дверь. — А бабушка отпустит? Ведь это надо спроситься!..
— Глупая. Я ведь взрослый. И никого не надо спрашивать. Буду военным летчиком, как Валерий Чкалов.
— Будешь бомбы бросать? — поинтересовалась она, оглядывая худощавую, нескладную фигуру брата.
— Может, бомбы, а может, стрелять из пушки.
— Пушек у самолетов не бывает.
— Бывают. Точно. И еще какие пушки, если б ты знала!
Тамара подошла вплотную к Алеше и прижалась русой головкой к его груди, и Алеша со сдержанной лаской погладил ее по кудряшкам. И подумал, что ему трудно придется без Тамары… А Тамаре будет еще труднее.
— Я плакать буду, — тихо сказала она.
Он невесело улыбнулся. Затем попросил ее до поры ничего не говорить отцу и бабке.
Хлестал частый холодный дождь. Под окошком стояли серые лужи, раскисшая земля походила на антрацит.
Накинув старую фуфайку, Алеша выскользнул под дождь. Он не мог ждать, когда кончится ненастье. Он спешил к Ваське Панкову. Нужно было поскорее все сделать с метрикой, чтобы уехать в один день и в одно училище с ребятами.
Пока Алеша шел, дождь усилился. Мутные потоки змейками разбегались по глиняным дувалам, по мостовой.
Васька жил в полуподвале старого каменного дома. В сени вела лестница, выложенная тонкими плитами рыжего песчаника. Алеша едва сделал по ней неуверенные три или четыре шага, как оказался в кромешной темноте. Он протянул руку вперед, захватил ею воздух, пытаясь поймать скобу двери. Но скобы не было. И тогда постучал.