Три высоты
Шрифт:
– Самолет угробили, так хоть автопарк в полку пополним, - объявил Харитонов.
– Какая-никакая, а компенсация. Только бы подморозило утром.
Но заморозков не было два дня. По ночам хлестали дожди, так что ночевали мы в крохотном хуторке, который немцы бросили буквально за несколько часов до нашей вынужденной посадки, а днем Харитонов учил меня на подсохшей стороне отлогого косогора водить машину.
– Ты же вроде при медицине состоял, когда мы с тобой впервые увиделись? поинтересовался я, выслушав его очередной инструктаж по автоделу.
– А баранку как профессионал крутишь!
–
Встретился я с Харитоновым несколько месяцев назад, еще в начале зимы. Возвращаясь как-то после боевого вылета, наткнулись мы на плотный снежный заряд. Видимости никакой - пришлось садиться на аэродроме соседей. Хозяева встретили нас гостеприимно: накормили горячим ужином, разместили на ночлег и ушли. А через четверть часа дверь в сенях грохнула и в избу, подпирая шапкой потолок, ввалился здоровенный краснощекий детина, перепоясанный поверх ватника ремнем, на котором болталась зеленая брезентовая сумка с красным крестом посредине.
– Фельдшер, значит, я. Харитонов, - отрекомендовался густым басом он. Белено, значит, узнать, не нужно ли кому чего? Ваты там, бинтов или, может, таблеток?
– А скажи нам, дружище Харитонов, жидких лекарств у тебя, случаем, нет? отозвался, улыбаясь, кто-то из летчиков.
– Спирта, например?
– В чистом виде не держим, - ухмыльнулся в ответ тот, распрямляясь во весь богатырский рост и зацепив вновь потолок своей ушанкой.
– Йод вот, он действительно на спирту... Требуется?
– Спасибо, сам пей! А таблетками закусишь, - рассмеялся летчик.
– Такой большой вымахал, а самого простого дела не разумеешь. Смотри, избу нам башкой не проткни!
– Богатырь и впрямь хоть куда, - вмешался в тот раз я, стремясь перевести разговор на иные рельсы.
– Богатырь, а ходишь с этакой дамской сумочкой. К твоей фигуре пулемет куда больше бы пошел. А ты - таблетки. Садись, потолкуем.
Разговор с обладавшим могучим телосложением, но излишне застенчивым фельдшером получился долгим. Проговорили чуть ли не до утра. А месяца через два я узнал, что к нам в эскадрилью назначен новый воздушный стрелок, причем разыскивает он почему-то именно меня. И как бы в ответ на шевельнувшееся в душе предчувствие я услышал, как за тонкой перегородкой, разделявшей два смежных помещения, раздался глухой стук и кто-то вполголоса зачертыхался. Распахнул дверь, смотрю: за порогом, растирая ладонью затылок, стоял Харитонов. Дошла, значит, моя агитация...
– Прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!
– лихо отрапортовал он, но по привычке засмущался и добавил: - Я, товарищ старший лейтенант, после нашей с вами встречи курсы стрелков-радистов успел закончить.
– Ну и молодец! Очень даже правильно сделал, - ощутив искреннюю радость от того, что вновь вижу добродушную физиономию бывшего фельдшера, отозвался я. И, заметив на полу осыпавшуюся сверху побелку, не удержался от шутки: - Между прочим, я тебе в ту ночь позабыл сказать, чтоб ты зря не беспокоился: задняя кабина у нас на "илах" вовсе без крыши. Так что теперь не стукнешься.
С тех пор мы и летали вместе...
За два дня Харитонов
– Как хотите. Только все равно раньше меня вряд ли доберетесь: До аэродрома километров сорок, не меньше!
– попробовал отговорить меня Харитонов.
– Ну да ладно, держитесь дороги. Ударят заморозки - подберу.
Мы сняли с самолета рацию и вооружение, погрузили все в кузов заправленного авиационным бензином "фиата", туда же загнали по покатям "мерседес" - жаль показалось бросать такого красавца - и распрощались. Харитонов остался ждать заморозков, а я, чертыхаясь и проваливаясь по колено в грязь, зашагал вдоль обочины.
До аэродрома добрался лишь на четвертый день, когда нас с Харитоновым и ждать перестали. Он прибыл чуть ли не вслед за мной. "Мерседес" у него по дороге кто-то реквизировал, а "фиат" удалось доставить до места.
Командир полка Ищенко грузовик одобрил, заявив, что в хозяйстве и гнутый гвоздь пригодится, но рассматривать его в качестве компенсации за потерянный самолет наотрез отказался.
– Вот "мессера" или там "фоккера" гребанете - тогда квиты!
– сказал он, улыбаясь. Его обрадовало, что все кончилось лучше, чем можно было ожидать. На худой конец можете танковую колонну спалить. А пока отправляйтесь в Куйбышев получать новые самолеты.
В Куйбышеве меня ожидал сюрприз, о котором я и мечтать не мог. Приемка новых "илов" - дело серьезное, поэтому помимо летчиков Кузина, Молодчикова, Лядского, Балдина и других в командировку с нами отправилась группа техников, в числе которых был Фетисов. Он-то и проявил первым беспокойство по поводу предстоящего ночлега в незнакомом городе.
– Вас как фронтовых офицеров, понятно, пристроят, а нам, грешным, куда? Под открытым небом загорать?
– ворчал, озираясь по сторонам, Фетисов.
– Будто и ты не с фронта, а из санатория проездом, - успокаивал его Лядский.
– Не робей, старшина, всем будет место.
И вот пока мы ходили по городу, с интересом приглядываясь хотя и к скудной, но все же мирной тыловой жизни, от которой давно успели отвыкнуть, судьба, замысловатая, путаная, не признающая никаких правил и никакой логики фронтовая судьба, уже готовила для меня неожиданную, как гром с ясного неба, встречу. Причем такую, какие часто случаются в кино или на-страницах романа, но крайне редко в самой жизни.
Из писем я знал, что мой младший брат Михаил воюет в одной из частей зенитчиков. Обратного адреса, как известно, на таких письмах не полагается: полевая почта такая-то, и все. Попробуй угадай, какие географические координаты скрываются за безликим номером из нескольких цифр. И вдруг...
Когда мы наконец добрались после долгих блужданий до городской комендатуры, чтобы справиться, где лучше переночевать, слышу, склоняется на все лады номер какой-то части - что-то стряслось у них там в тот день.