Три Ярославны
Шрифт:
Он так торопится, что конь падает под ним у самых Золотых ворот. И Вальгарда ведут к Ярислейву-конунгу, и тот принимает его как нельзя лучше. А потом говорит:
— Видно, очень важное твоё дело, если ты насмерть загнал коня.
Вальгард говорит:
— Важнее нет дела, ибо вся Норвегия от юга до севера восстала против Свейна.
— Праведное дело, — говорит Ярислейв.
Вальгард говорит:
— И никто не может сомневаться в его праведности, ибо все видели огненные столбы и радугу, вставшие над
— Царствие им небесное, — говорит Ярислейв и крестится.
Вальгард говорит:
— Есть у нас теперь корабли, и воины, и оружие, но некому встать над нами, и от этого начались раздоры между ярлами.
— Это плохо, — говорит конунг.
Вальгард говорит:
— Мало будет проку в нашей силе, если не будет над нами Харальда, брата Олава-конунга.
Конунг вздохнул и говорит:
— Харальд, Харальд. Сами давно от него вестей не имеем.
И тут Рагнар, находящийся, как всегда, неотлучно при конунге, говорит:
— Будь милостив, княже, и не взыщи, что не решился сказать тебе раньше, — слишком уж горька весть.
— Говори, — велит конунг.
Рагнар говорит:
— Нет Харальда в живых.
Тут громко вскрикнула Ингигерд, а Рагнар продолжает:
— Армянские купцы привезли эту весть из Царьграда. Харальд бежал из темницы, но воины Калафата настигли его. Он один бился против сотни, и сорок человек остались там лежать, а Харальд — сорок первым. Вот платок, обагрённый его кровью. Купцы его выкупили у греков, чтобы продать варягам за большие деньги.
И Рагнар достаёт платок, взятый у Чудина, и отдаёт конунгу.
Конунг говорит:
— Это платок Елизаветы. Настоящим воином был Харальд. Велика потеря.
Вальгард-ярл в великой печали говорит:
— Не было большей потери в Норвегии со смерти Олава, и не будет большей радости для Свейна.
Ингигерд говорит:
— Иссякло моё терпение, князь. Если и теперь не пошлёшь войско на Свейна, не будешь мне мужем, а я тебе женой!
— Куда ты от меня, матушка, денешься, в наши-то годы? — говорит конунг, а про войско ей ничего не ответил.
Зато Илларион, пресвитер, молвил об этом так:
— Сказано: на чужом пастбище разумный не пасёт овец своих.
Тогда Рагнар говорит:
— Позволь сказать, княже.
Конунг ему разрешает. Рагнар упал на колени и говорит:
— Благослови, княже, ехать в Норвегию и встать над людьми, верными Харальду!
Все дивятся такой гордыне Рагнара. А Ярислейв нахмурился и говорит:
— Не много ли берёшь на себя, Рагнар?
— Харальд мне был первым другом, — говорит Рагнар.
Конунг отвечает:
— Дружба — не чин, не знатен ты родом для такого святого дела.
Рагнар говорит:
— Тебе ведомо, что законный наследник Олава теперь Магнус. Да, мал он и неразумен, но меня всегда слушал, это подтвердит любой.
— Я подтверждаю, — говорит Ингигерд, а Рагнар продолжает:
— Именем и памятью Харальда будем вершить все дела, платок же с его святой кровью будет нашей хоругвью, а твоё, князь, благословение — великой порукой.
Ингигерд говорит:
— Есть толк в речах Рагнара. Кто больше из варягов доказал свою преданность нам?
Ярислейв подумал, посмотрел на Рагнара, стоящего перед ним на коленях со склонённой головой, и говорит:
— Что ж, если не пастух пасёт стадо, пасёт подпасок. Мне ты служил верно. Коли так и своей земле послужишь — собирайся в дорогу, Рагнар.
В большой печали плачет Эллисив у себя в светлице. К ней входит Ярислейв-конунг и садится рядом, хочет утешить и гладит по голове.
— О немилом, — говорит Ярислейв, — таких слёз не льют.
Эллисив говорит:
— Моя вина. От ума, а не от сердца послала платок, вот он и принёс Харальду смерть.
Конунг говорит:
— Вины твоей нет. Сердцу не прикажешь.
— Да как быть, — говорит Эллисив, — когда сердце само приказывает?
— Что же оно тебе говорит? — спрашивает Ярислейв.
— То, что я раньше в нём расслышать не хотела... Растопила мне сердце печаль, вот и катится оно слезами...
Ярислейв-конунг видит, что горе дочери и вправду неутешно, и он говорит:
— Выплачь своё горе, а я тебе мешать не буду.
Он обнял дочь и тихо вышел из светлицы. А Эллисив бросается к образу святой Богородицы и в слезах обращается к ней:
— Святая Богородица, Дева Мария, заступница, услышь меня, девчонку неразумную! Горда я и строптива, да ты мудрее меня и великодушней. Скажи, разве справедливо это: немилый милым стал, а миловать некого! Яви, Богородица, милосердие своё! Ведь неправда это, неправда — жив Харальд! Ведь жив?..
И смотрит Эллисив на святую икону, как будто ждёт ответа. И Дева Мария ничего ей не отвечает.
9
Как Харальд был в чужом пиру
и что сказал в висе
Тогда Харальд видит, что дверь не заперта, и открывает её. И спотыкается о тело синего человека, лежащего с мечом в груди. И рядом лежат двое воинов, уже мёртвые. Синий же человек шевельнулся, и Харальд понял, что он ещё жив.