Три
Шрифт:
Я внутренне приготовилась к потоку ругательств в свой адрес. Но вместо этого он просто сказал:
— Да.
— Простите, что задаю такие вопросы… просто ходит столько слухов, что, может быть, он не… может быть…
— Мой сын мертв. Я видел его тело. Вы это хотели у меня узнать?
— А Чийоко?
— Так вот почему вы приехали? Чтобы спросить меня о Хиро и Чийоко?
— Да. Но эта расшифровка — настоящая, тут все правда. Даю вам слово.
— А зачем вы хотели узнать о Чийоко?
Я решила говорить только правду. Подозревала, что любую ложь он раскусит сразу же.
— Я следую по цепочке зацепок, касающихся Троих. И она привела меня к вам.
— Ничем
— Янагида-сан, я проделала очень длинный путь…
— Почему вы не можете оставить все так, как есть?
Я видела горе и боль в его глазах. Я зашла с ним слишком далеко и, честно говоря, была сама себе омерзительна. Я уже развернулась, чтобы уйти, но в этот момент заметила в темном углу сурработ, который наполовину спрятался за копией тучного мужчины. Это была женщина в белом кимоно, которая сидела в специально выделенной для нее зоне. Она казалась единственной из всех, кто дышал.
— Янагида-сан, это копия вашей жены? Хироми?
Последовала долгая пауза, потом он сказал:
— Да.
— Она была очень красива.
— Да.
— Янагида-сан, а она… она не оставила послания? Ну, ишо,как некоторые другие пассажиры?
Я уже не могла остановиться. Мне было необходимо это знать.
— Она там.
На секунду я подумала, что он имеет в виду жену. А потом в голове что-то щелкнуло.
— Она? Вы имеете в виду Чийоко?
— Хай.
— В лесу? Аокигахара?
Он едва заметно кивнул.
— А где в лесу?
— Этого я не знаю.
Я не собиралась больше испытывать свою удачу.
— Спасибо вам, Янагида-сан.
Когда я уже поднималась по лестнице к выходу, он сказал:
— Погодите.
Обернувшись, я оказалась с ним лицом к лицу. И выражение этого лица было таким же бесстрастным, как у стоявшего рядом с ним сурработа. Затем он сказал:
— Хироми… В своем послании она сказала: «Хиро умер».
Вот так. Это было все, чего я добилась. Я понятия не имею, почему Кендзи рассказал мне содержание ишоего жены. Может быть, он просто был благодарен за расшифровку переговоров пилотов. Может быть, он, как и Эйс, считает, что больше не имеет смысла держать все в себе.
А может быть, он соврал.
Лучше я отошлю тебе это прямо сейчас. Wi-Fi здесь дерьмовый — чтобы сделать это, придется спускаться в фойе. В лесу будет холодно — начал идти снег.
Сэм, я знаю, что шансы на то, что ты на самом деле прочтешь это, невелики, но просто чтобы ты знала: я решила, что после этого я возвращаюсь. Обратно в Нью-Йорк-сити — если губернатор не треплется насчет референдума о выходе из состава Штатов, я хочу быть там. Не собираюсь больше убегать. Надеюсь, что ты тоже будешь там.
Я люблю тебя,
Как это заканчивается
Маскировка Элспет за темными очками и теперь уже немного влажной марлевой маской в пригороде работает так же эффективно, как и в городе, — до сих пор никто из пассажиров, едущих вместе с ней, ни разу даже не задержал на ней взгляд. Но когда она выходит на Отцуку — крошечной станции, выглядящей так, будто время для нее остановилось в пятидесятых годах прошлого века, — человек в униформе что-то рявкает.
Ее мгновенно охватывает паника, но потом она догадывается,
Она сосредотачивается на стуке колес и старается не задумываться о том, куда направляется. На третьей остановке в вагон поднимается мужчина с лицом таким же помятым, как его одежда, и она напрягается, потому что он выбирает место напротив нее. Она молится, чтобы он не попытался вовлечь ее в разговор. Он ворчит, роется в своей большой сумке для покупок и вытаскивает пакет с чем-то, напоминающим гигантские роллы, завернутые в листы нори. Один из них он сует в рот, а затем предлагает пакет ей. Решив, что отказаться будет невежливо, она бормочет: «Аригато» — и берет один. Но вместо риса, завернутого в лист морской водоросли, она кусает какую-то воздушную хрустящую сладость со вкусом заменителя сахара. Она не торопится есть это, чтобы он не вздумал предложить ей еще (ее уже и так мутит), а потом потихоньку роняет голову, делая вид, что дремлет. Это притворство лишь отчасти: после бессонной ночи она выдохлась.
Когда она в следующий раз открывает глаза, то ошеломленно вздрагивает: за окном высятся громадные американские горки, с ржавеющей рамы которых свисают хищные зубы сосулек. Должно быть, они относятся к одному из ныне не работающих курортов на горе Фудзи, о которых ей рассказывал Дэниел, — нелепый динозавр, застрявший неизвестно где.
Последняя остановка.
Одарив ее на прощание широченной улыбкой, от которой она чувствует угрызения совести, что притворялась спящей, старик уходит. Поотстав немного, она следует за ним через железнодорожные пути к безлюдной станции — деревянному строению с отделкой из отличной сосновой доски, более уместной, вероятно, на каком-нибудь альпийском горнолыжном курорте. Откуда-то доносятся звуки шарманки, достаточно громкие, чтобы она продолжала слышать их, когда выходит на площадку перед зданием станции. Кабинка для приезжих туристов справа от нее выглядит вымершей, как древний мавзолей, но зато она замечает единственное припаркованное рядом с остановкой автобуса такси, из выхлопной трубы которого тянется дымок.
Она достает клочок бумаги, на котором Дэниел (с большой неохотой) написал название пункта назначения, заворачивает в него банкноту в десять тысяч иен и идет к машине. Она протягивает все это водителю, который не выказывает никаких эмоций. Он кивает, сует деньги в карман куртки и сразу же отводит взгляд. Внутри такси пахнет застарелым сигаретным дымом и безысходностью. Сколько людей этот человек отвез в лес, зная, что, вероятнее всего, обратно они не вернутся? Водитель заводит мотор еще до того, как она успевает пристегнуться, и машина мчится через пустынную деревню. Большинство магазинов стоят с забитыми окнами, на колонках заправочной станции болтаются висячие замки. По дороге им встречается лишь одно транспортное средство — пустой школьный автобус.