Три
Шрифт:
Девитт нависал над моим плечом, в то время как я сидела на пластиковом кресле перед радио. Рядом со мной техник крутил ручки и нажимал кнопки на черной панели управления. Комнату заполнил треск помех.
У противоположной стены еще два человека сидели бок о бок за маленьким столиком, заваленным различными бумагами. Из любопытства я подслушала, как они вслух проговаривали цифры и записывали их на планшетки.
– Ни слова о том, с кем вы и где, – вернул меня к действительности Девитт. – Очевидно, что этот Моррис тебе доверяет, но может оказаться, что тебе больше нельзя доверять ему.
Больше.
– Вы думаете, что это он выдает базы?
Девитт наклонил голову:
– А я должен?
Я нахмурилась, одновременно и от его подозрительности, и от собственных сомнений. Месяц назад я бы даже не задумалась: Такер плохой, вот и все. Но с тех пор Такер доказал, что он на нашей стороне, и заставил меня пересмотреть все, что я о нем знала.
Я снова повернулась к микрофону:
– Он с нами.
Я чувствовала на себе взгляд Девитта, и, подняв голову, увидела, что выражение его лица стало жестким. Рядом со мной заерзал на своем стуле техник.
– Есть что-нибудь еще, что я должен знать?
Он так же спокойно мог бы спросить, убил ли Такер мою маму. Но, возможно, я просто страдаю паранойей.
«Будь осторожна», – сказал Чейз.
Я напомнила себе, что Девитт не случайно оказался на этой должности. Когда он говорил, все поселение останавливалось, чтобы выслушать его. Мне не хотелось сражаться против такой власти.
– Нет, – ответила я.
Я уперлась ногами в пол и подтянула стул к микрофону.
– Я готова.
* * *
Такер не ответил.
Мы попытались выйти на связь на той же частоте, которую он использовал вчера, но безуспешно. Куда бы он ни направлялся, какая бы опасность ни нависла над ним, он не мог нам ответить. С каждым прошедшим часом во мне все больше крепла уверенность в том, что случилось что-то плохое.
К обеду стало ясно, что мы не сможем связаться с Такером, пока он сам не позвонит. Поздним утром Девитт куда-то исчез без объяснений, и в его отсутствие я поднялась со стула и прошла в дальний конец комнаты, где связисты до сих пор записывали цифры.
Одна из женщин, зажав зубами карандаш, откинула назад челку, прилипшую к вспотевшему лбу. От радиоприемников исходил ужасный жар, и меня начало клонить в сон.
Я посмотрела на заметки, которые женщина писала на бумаге. На листе были две колонки. В левой перечислялись районы: 129, 257, 313 и так далее, а в правой – количество человек: 90, 568, а в одном районе даже 925.
Я сразу насторожилась.
– Это численность людей на нашей стороне или на их? – спросила я.
Женщина вскинула голову, и ее сальные волосы на мгновение прилипли к щеке.
– Хотелось бы, чтобы на нашей стороне было столько, – сказала она. – У мятежников нет времени, чтобы считаться.
Можно было не спрашивать почему.
– Вы получили численность солдат, взломав систему? – Я понизила голос. – Вы можете проверить, был ли кое-кто захвачен? Перевозчик. Он пропал.
– Похоже на то, что у нас есть доступ к системе? – резко спросила она.
– Мой друг, Билли, взламывал систему в Ноксвилле.
Женщина хмыкнула:
– Так то в Ноксвилле. Здесь ничейная земля. У нас нет доступа в Интернет с тех пор, как президент отключил спутники во время Войны. Говорили, что через Интернет очень легко готовить террористов, на случай если ты была слишком мала, чтобы помнить. Теперь необходимо подсоединяться к проводам, а мы слишком далеко от них. У Бюро есть ракеты с системой наведения на тепло тела, а мы до сих пор расшифровываем радиопереговоры.
Она тяжело вздохнула и закрыла лицо ладонями.
– Тогда откуда у вас эти цифры?
– Это последние доклады, полученные из убежища, – сказала она.
– Перевозчики доставляли сюда сообщения с баз, – сказала я сама себе. Шон говорил мне об этом.
Она кивнула:
– Трудно поверить, что все районы отчитываются перед одной базой. Полагаю, так и происходит, когда война разрушает две трети страны. Остается не так уж много людей.
Раздумья о том, для чего Три отслеживают численность солдат в каждом районе, наполнили меня мрачными догадками. Не могут же они атаковать базу? В армии, которую мы видели утром, всего двести, возможно двести пятьдесят, человек. Даже если они призовут на помощь все посты сопротивления, им не набрать количества, способного противостоять солдатам. В Ноксвилле у нас было меньше тридцати человек. Нападение на базу было бы самоубийством.
Меня охватило непреодолимое желание отыскать Чейза. У меня появилось очень нехорошее предчувствие насчет целей местной «вооруженной охраны».
– Не знаю, как мы справимся, если у нас даже нет сведений о текущей численности, – пробормотала женщина.
– Справимся с чем?
Женщина медленно опустила руки.
– Напомни-ка мне, кто ты такая?
Неожиданно она потянулась и резко дернула вниз мой рукав. Воротник развязался, оголив плечо. Я тут же дернула ворот наверх и завязала тесемки.
– Что вы делаете? – спросила я.
Женщина подняла брови и поджала губы. Она быстро перевернула лист, на котором делала записи о численности солдат, и я с удивлением увидела на другой стороне знакомый жирный шрифт Статута. На столе лежало как минимум с десяток таких листов.
– Я случайно, – сказала женщина.
Мне все это совсем не казалось случайностью, но она совершенно точно не собиралась больше ничего говорить.
– Это лучшее использование Статута, которое мне приходилось видеть, – осторожно заметила я. Мне приходилось видеть его повсюду: на дверях домов, на старых телефонных столбах, на окнах – везде, где каждый человек мог заметить. Но никогда еще Статут не использовали в качестве черновика. Сама идея показалась мне настолько дерзкой, что вызвала улыбку на губах.
– Недавно мы угнали несколько грузовиков, ехавших из типографии. – Не поднимая глаз, женщина ткнула большим пальцем в сторону двери. – Они там, прямо по коридору.
Мне на ум пришли два солдата, точнее две половинки одной личности: Марко и Поло, ночные охранники в типографии Гринвилла, где мы прятались во время побега из Ноксвилла. Я до сих пор слышала оглушающий гул печатного станка в заднем помещении.
Интересно, эти двое имеют какое-то отношение к угону грузовиков?
Женщина прикрыла бумаги ладонью, явно ожидая, когда я уйду, чтобы она могла продолжать работать.