Триада куранта
Шрифт:
– Хочешь сказать, что некто владеет нашим шифром этого дня и часа и самого высокого уровня? С поправкой на расположение планет?
– Сообщение пришло именно так?
– Естественно. Иначе я не стал бы и читать его.
– Не знаю, – сказал Ястреб после паузы. – А куда ушел «Сатир»?
– Ищем. Пока не обнаружен. И власти шарят – с тем же результатом. С нулевым.
– М-да.
– Что будем делать?
– Думать – что другого остается?
– В какую сторону думать?
– А по всем сторонам. Думать и искать. Где-то должны же храниться и сами триады, и условия их применения – раз уж Смоляр разыскал их…
– Допускаю, что все это уже – в его личном архиве.
– Хранители такой информации редко не оставляют ее копий хотя бы. Будем искать копии. Мы ведь не коллекционеры, мне нужен текст – пусть он даже будет записан на нестираной портянке.
– Обозначим это как направление-один. Дальше?
– Надо полагать, где-то у властей имеется достаточно точный реестр всего, чем владеет Смоляр?
– Я уже спрашивал. Такой есть. Немалая коробка кристаллов – названия, расположение, характеристики и все прочее.
– Это нужно мне – немедленно.
– Надеешься…
– Да ни на что я не надеюсь. Но надо же что-то делать!
– Надеешься. На удачу.
На этот раз Ястреб промолчал. В свою удачу он верил всегда. Но никогда в этом не сознавался.
Глава 10
Главное – система. Ястреб всю жизнь исповедовал это правило, и если бы не оно, он вряд ли извлек бы какую-то пользу из той кучи кристаллов, какую представлял собой реестр собственности Смоляра, поскольку на всех без исключения обитаемых мирах Галаксии ее было очень, очень много. Промышленные предприятия. Финансовые. Торговые. Научные. Юридические. Строительные. Транспортные. Развлекательные. Добыча, обработка, переработка, перевозка, продажа изделий, технологий, территорий и вообще – всего, что только можно купить и продать по закону, а если по закону не получалось – Смоляр не унижался до его нарушения: он просто-напросто добивался принятия нового закона в ста случаях из ста. Деньги могут все.
«Таким образом, – размышлял Ястреб, с лихорадочной быстротой просматривая то один, то другой кристалл, – по сути дела, Смоляру принадлежало уже восемь десятых, если только не девять, всей собственности, какая вообще существовала в Галаксии; даже некоторые из планет (не из крупных, разумеется) находились в его полном владении: в свое время он ссужал власти деньгами под залог этих небесных тел; возвратить долги властям оказывалось, естественно, не под силу, и залоговые объекты, в соответствии с законом, переходили в собственность кредитора. Создать такую империю на протяжении всего лишь одной жизни было бы невозможно. И действительно – Смоляр лишь продолжил дело, начатое давным-давно многими Домами и Семьями; самому же ему удалось лишь объединить все кланы в единый организм по формуле „2У“: убедить или убить. Поэтому из всей гигантской номенклатуры собственности непосредственно на его имя было записано не так уж много; однако аналитики Служб без особого напряжения проследили все связи и убедились в том, что от великого множества компаний, трестов, концернов, холдингов и групп нити неизбежно приводили в одну и ту же точку и в этой точке всегда находился Смоляр, и никто другой.
Было лишь одно, чего он до сих пор не смог купить официально: полная и законная власть. Будь Смоляр к этому времени постарше, он, возможно, удовлетворился бы тем, что фактическая-то власть все равно была в его руках; управлял бы без особых забот из-за кулис, являясь режиссером всего гигантского спектакля Бытия. Но он был в расцвете лет и сил, еще в возрасте актера, а не постановщика, и ему, кроме прочего, хотелось еще и оваций и букетов…
Стыдно сказать, – думал дальше Ястреб, – но могучий владыка вернее всего просто завидует черной завистью какому-нибудь патлатому сутенеру, которого принято сегодня считать сладкопевцем номер один и который на самом деле стоит не больше пачки сигарет; вот зависть его и погубит, как многих уже губила…
И в самом деле: покупая поодиночке и целыми пачками депутатов и министров, генералов и прокуроров, он никак не мог стать собственником того, что все они, вместе взятые, и составляли: государственной власти. Потому что для этого следовало или быть назначенным в качестве официального преемника – а это было в возможности одного лишь Президента Галаксии, – либо победить на всеобщих выборах. Смоляр, надо полагать, понимал, что второй путь успеха ему не принесет, сколько бы денег ни вложил в избирательную кампанию: рядовой гражданин не любит супербогачей, сколько бы добра они ему ни сделали и чего бы ни сулили. Не любит и потому, что завидует и еще – поскольку убежден: таких денег честным трудом не нажить, значит, неизбежным было воровство, а его самого не раз так или иначе уже обкрадывали. В былые времена магнаты на выборах пользовались успехом; но с тех пор людям надоело разочаровываться. Так что вложи он сколь угодно большие деньги – их возьмут, пообещают – но проголосуют против, если даже к каждому избирателю приставить своего парня: народ давно научился втирать очки, безмятежно глядя при этом прямо тебе в глаза. Не было бы проблемы, если бы подсчет голосов велся людьми; но этим с давних пор занималась электроника, а она находилась под контролем Служб, Службы же (если говорить не об отдельных работниках, а об организациях в целом) воспринимали Смоляра как изначальное зло и постоянный упрек им; иначе они и не могли бы существовать. Те же в Службах, кто мыслил реалистически и вовсе не отворачивался от возникавших искушений, прекрасно понимали, кроме всего прочего, что золотые ручейки текут в их сторону лишь до тех пор, пока Смоляр не пришел к законной власти, потому что тогда зачем он станет на них тратиться? Поэтому их вполне устраивал статус-кво, и если они не очень стремились Смоляра уничтожить, то, во всяком случае, никак не хотели возводить его на престол: в Службах тоже не дураки сидят.
Так что оставался лишь путь номер один: стать наследником, преемником верховной власти. Для этого и купить-то надо было самую малость: Президента и его ближайшее окружение; окружение – затем, чтобы Президента не ликвидировали в тот миг, когда станет ясно, что он собирается сделать, поскольку из этого круга людей каждый видел преемником самого себя, у персон такого уровня вирус власти быстро справляется даже с микробом жадности и остается единственным правящим чувством. Однако микроб жадности никогда не умирает; он может закапсулироваться до поры до времени, но создай ему нужные условия – и он оживет, и его носитель начнет все более убеждаться в том, что хорошо откормленная синица, переданная из рук в руки, на самом деле куда предпочтительнее тощего журавля в небе, которого одновременно с тобой выцеливает еще дюжина охотников.
Так что Смоляр купил бы всех – если бы тут не вмешивались личные чувства. Они-то и стали тем порогом, преодолеть который для Смоляра было невозможно – или, по крайней мере, крайне маловероятно. В общих чертах об этом знали все, хотя детали не были известны никому; говорилось только, что корни взаимного неприятия Смоляром – Президента Стойка, а Президентом – великого собственника, неприятия – чтобы не сказать «ненависти», уходили в прошлое – чуть ли не в студенческие еще времена. Именно тогда, по слухам, один из них – а именно Смоляр – нанес второму смертельную обиду; предполагалось, что дело не обошлось без женщины, как чаще всего оно и бывает. Так или иначе, факт оставался фактом: вынужденные время от времени официально встречаться, соблюдая все протокольные требования, оба властелина никогда не смогут договориться ни в чем, тем более – в вопросе наследования власти. Для Президента Стойка это было бы вторым поражением в жизни – и последним: после этого ему оставалось бы лишь покончить с собой, а если бы он этого и не понял, то ему помогли бы. Так что убедить Президента Смоляр не мог бы, даже пообещай он взамен все, чем уже владел, и все, чем овладеть еще только собирался.
Но понятие отступления Смоляру было чуждо. И он нашел единственно возможный, как ему представлялось, путь – поставить Президента перед выбором: не хочешь отдать мне власть над миром – тогда я этот мир уничтожу. Не сразу, но часть за частью, и тогда посмотрим, долго ли люди потерпят у власти человека, который не в силах защитить от уничтожения не что-нибудь, но сами планеты, вместе с населяющими их народами. Массы не любят воров, верно; но слабаков они просто не переносят, считая их из двух зол – большим…
Но Смоляр, человек опытный, не может не понимать простой вещи: он припер Стойка к стене, и у Президента просто не остается другого выхода, как уничтожить Смоляра, уничтожить физически, просто и грубо. Пусть это многим не понравится, – сделав это, можно будет оправдаться, особенно теперь, когда процесс уничтожения Смоляром миров, по сути дела, уже начался – пусть пока и с необитаемой планетки, но перспектива была ясна любому, способному хотя бы в самых общих чертах оценить обстановку. Что предпринял бы на месте Смоляра я? Засел бы в самом надежном убежище и не высовывал бы нос оттуда – и даже при достижении договоренности постарался бы обеспечить собственную безопасность самым серьезным образом. А он? Разгуливает и разъезжает, словно неуязвимость ему дарована свыше, и вдобавок рассуждает на тему «Я не я, и лошадь не моя» – хотя в это вряд ли поверит и слабоумный. Логично? Да ни с какой стороны! В наивности его никак не заподозришь. Какой же вывод? Только один: тут кроется какая-то хитрость, в которой я пока что не могу разобраться. Не вижу системы; ее-то мне и не хватает.