Трибунал для судьи
Шрифт:
Что-то подобное я ожидал услышать… А кошку мне не жалко. За свои харчи Рольф родину продаст, не то что какую-то кошку покалечит. Привычка.
– Вадим, когда я ехал обратно, я вспомнил, что у меня есть дело по некоему Бармашову. Он у меня ходит под подпиской за изнасилование. А задерживал его Ступицын. Может, попробовать его «прокачать» по нашей теме? Потерпевшая близка к тому, чтобы взять назад заявление. Мне уже задавался известный всем нам вопрос: «А что будет, если я откажусь от показаний?». Похоже, и с ней кто-то поработал. Может, Бармашов, а может…
– Кто потерпевшая? – прищурился Пащенко.
– Шмара привокзальная. Лера. Похоже, Бармашов ей просто не заплатил, потому что она пишет заявление на мужиков уже в третий раз.
– Да помню я, помню, – решительно ответил Пащенко, хотя по его блуждающему взгляду я понял, что он ни черта не помнит. – Ты эти истории Антону Павловичу расскажи…
Ай, молодец, Пащенко!
Ты, Пермяков, Струге расскажи, а я заодно послушаю да врублюсь – что к чему!
Леру, Валерию Кременцову, мы нашли на вокзале сразу. Ее вел под руку сержант милиции, очень напоминающий внешним видом Мишу из новосибирской «Железки». Я сидел в машине, но очень хорошо слышал разговор.
– Сержант, я прокурор Пащенко. Куда ведем Кременцову?
– К мужчинам приставала, материлась. Веду в дежурное помещение составлять протокол.
– Давай ее сюда. Мы сами протокол составим. И сразу осудим…
Леру поместили в «Волгу» рядом со мной. Она с ужасом посмотрела на мое разбитое лицо, но, слава богу, не узнала. Зато ее очень хорошо узнал я. Три года назад я судил ее за кражу детской коляски у входа в Центральный универмаг. У Леры тогда появился ребенок, но денег на коляску никак появиться не могло. Поэтому свою проблему она решила самым древним в истории путем – украла. Я осудил ее на один год лишения свободы условно с испытательным сроком на два года. Похоже, девочка не исправилась.
– Лера, почем триппер для народа? – осведомился Пермяков.
Кременцова фыркнула и отвернулась. Потом придумала ответ и выпалила:
– Я ничем, кроме простуды, не болею!
– Да ну? – удивился Пермяков. – А Бармашов говорит, что после того, как вас Эрос воссоединил, он на винт что-то намотал. Грипп?
Лера огрызалась, Пащенко вел машину к прокуратуре, я молчал. Пермяков заполнял возникающие паузы. Нельзя сейчас молчанием пугать девицу, иначе она замкнется и не станет отвечать. Пермяков это знал, поэтому болтал без остановки.
В кабинете Пермякова Лера закурила и расслабилась. Очевидно, это было уже привычное для нее место. Обычный человек, впервые оказавшись в прокуратуре, как правило, нервничает. Я сел за ее спину, прислонившись спиной к сейфу. Боль во всем теле заставляла меня к чему-нибудь прислониться и уходить от разговора. Пермяков и Вадим поговорят не хуже меня. А с моей физиономией в «раскрутке» лучше не участвовать. Смешно выглядеть будет.
– Вот что, Лера. Давай-ка поговорим, как брат с сестрой. – Пермяков разобрал на столе бумаги, демонстративно отодвинув их от себя, и положил локти на стол. – Ты здесь уже в третий раз. И уже в третий раз я тобой занимаюсь. Сколько это будет еще продолжаться?
– А сколько меня еще насиловать будут?! Это твоя обязанность, гражданин Пермяков, заниматься заявлениями остальных граждан! – Кременцова старалась выглядеть возмущенной, но это у нее плохо получалось. Меньше всего она была похожа на жертву изнасилования. – Но я решила забрать заявление.
– Ты что, Кременцова, в загсе, что ли? Заявление она заберет! Все, хана твоему Бармашову! Лет семь ему обеспечено.
Лера не на шутку встревожилась. Не за судьбу Бармашова-насильника, а за свою собственную. Очевидно, события для нее развивались так, что привлечение Бармашова к ответственности грозило для нее крупными неприятностями. Мне хорошо знакома такая ситуация. Много лет назад я был на месте Пермякова. Лера после активного секса за вознаграждение не получила того самого вознаграждения. Обида перехлестывает через край, и она идет в прокуратуру. Так легче заставить Бармашова расплатиться. Следователь, естественно, задерживает Бармашова, после чего тот просекает
Но есть другая сторона медали. «Тупой» следователь Пермяков сейчас упрется рогом и будет продолжать разводить Бармашова за все тяжкие. В этом случае Лера рискует не только здоровьем. Бармашов и иже с ним может рассердиться не на шутку, потому что обязательства по договору нужно исполнять! Пермяков, конечно, обязан прекратить дело, но Лера этого не знает. Лера знает, что теперь ее жизнь может превратиться в кошмар.
– Как это – хана?.. Как это – семь лет?! Я не хочу!
– Ты бы так Бармашову орала, когда он тебе спаривание предлагал! Я сказал – хана, значит – хана.
Лера впала в панику, а Пермяков продолжал свою филиппику:
– Если хочешь, Кременцова, я в отношении Бармашова уголовное дело прекращу, а в отношении тебя возбужу.
– За что?!
– За заведомо ложный донос. До двух лет. Распишу обвинительное так, что тебе на суде и говорить ничего не нужно будет. Судья по максимуму бабахнет. И трехлетний ребенок не поможет. Тебя – на кичу, его – в детский дом.
Лера взревела, как пожарная сирена. Последний раз я такую истерику видел два года назад, когда приговорил одного разбойника к десяти годам. Взревела его невеста. Сейчас проститутку можно будет «прокачивать» на все, что только можно.
– Не базлай, как сигнализация! – рявкнул Пермяков. – Есть предложение. Кто тебе «отходные» выплатил? Бармашов?
– Не-е-е-е-ет!
– А кто?
– Ме-е-е-ент, который его заде-е-е-ержива-а-а-ал!
– Не понял я тебя, Кременцова. Ты какими-то недоразумениями говоришь. Точнее – воешь. Ты от огорчения масти уже путать начала? Какой мент?
– Ступицын! Какой… будто не знаешь! Никаких недоразумений. Он мне тысячу рублей отдал и сказал, чтобы я заявление забрала.
– Ага. – Пермяков быстро придвинул к себе бланк. – А теперь – под запись, в протокольчик. А потом – под роспись. Люблю на милиционеров каку собирать.
– А мне потом – секир башка?! – Лера вытирала слезы, пытаясь понять, зачем следователю компромат на милиционера.
– Дура. Домой отпущу, – пообещал «важняк». – Давай, давай, рассказывай, как на духу…
Долгим этот разговор назвать было нельзя. Лера уложилась в три минуты. Но содержание превзошло все ожидания. Товарищ Ступицын занимался очень неблаговидными для его погонов делами. Лера и две ее подружки, находясь под полным контролем вышеупомянутого сотрудника правоохранительных органов, занимались тем, что вступали в случайную, на первый взгляд, интимную связь с различными гражданами. С какими именно – подсказывал Ступицын. После «контакта», перед которым совершенно не обговаривались ни способ расплаты, ни обязательства, девицы фривольным галопом бежали в прокуратуру. Когда заявление регистрировалось, на сцену выходил сам Ступицын. Он задерживал ничего не подозревающего любителя «клубнички» и волок в прокуратуру. Когда «насильник» понимал, что «попал», ему внушалось, что лучше все разрешить по-хорошему. Такса по данным делам составляла тысячу долларов. Любой из «попавших» понимал, что задница стоит дороже, поэтому искомая сумма быстро находилась. Впрочем, Ступицын знал, кого нужно «работать». Тех, кто не был стеснен в средствах. Вот им и объяснялось, что эти деньги нужны, чтобы заплатить следователю прокуратуры, ведшему дело. «Девочкам» после каждого «контакта» перепадала тысяча рублей плюс удовольствие.