Трибунал
Шрифт:
Малыш достает кусачки.
— Будем надеяться, что в проволоке нет тока, — замечает он и подносит их к первой нити.
— Если есть, узнаешь, что представляет собой электрический стул, — сухо отвечает Порта.
— Пошел ты! — рычит Малыш, перекусывая проволоку, будто хлопчатобумажную нитку. Сила у него сверхчеловеческая.
— Господи, — восклицает Порта, когда мы оказываемся в окружении громадных штабелей бочек с бензином. — Не думал, что в мире существует столько бензина! — Постукивает по нескольким. — Порожние нам взрывать
Малыш наполнил свою зажигалку и собирается закурить.
— Тебя, должно быть, бешеная обезьяна укусила в задницу, — бранит его Порта. — Мы все взлетим к чертовой матери, если начнешь сыпать здесь искрами!
Напрягая все чувства, мы медленно идем среди громадных штабелей бочек и ящиков. Углубившись в лагерь, мы сворачиваем налево и идем по широкой, уходящей вдаль соединительной дороге.
Порта останавливается так внезапно, что я натыкаюсь на него.
— Иван, — шепчет он еле слышно.
Словно по команде мы достаем из карманов проволочные удавки.
В нашу сторону идут двое русских солдат в длинных шинелях. Разговаривают друг с другом.
— …б твою мать! — громко смеется один из них.
Малыш раздраженно вскидывает голову и поднимает удавку. Порта предостерегающе поднимает руку. Лучше дать им пройти.
Зайдя за угол, мы готовим первую бомбу Льюиса. Ставим взрыватели замедленного действия сроком на четыре часа. Малыш беззаботно надкусывает ампулы и выплевывает осколки в снег, будто окурки. Если одна из них окажется с трещиной, это верная смерть. Концентрированная кислота прожжет человека насквозь. Малыш не сознает опасности. Только выплевывает стекляшки и начисто обмывает язык водкой.
— Пресвятая Дева! — восклицает он, пока мы стоим, глядя на гору снарядов. — И Адольф хочет уверить нас, что песенка ивана спета! У Германии никогда не было столько боеприпасов!
— Осторожно, — предупреждает Порта, когда мы устанавливаем прилипающие бомбы. — Ради бога, не сгибайте эту треклятую чеку! Если все это взорвется, пока мы в лагере, то окажемся на Потсдамерплатц с таким грохотом, что уже не сможем зайти в «Хитрую собаку» пропустить стаканчик!
— Тихо! — взволнованно шепчет Малыш, прижимаясь к штабелю снарядов. — Иван!
— Спокойно! — шепчет Порта. — Мы не тронем их без необходимости!
Двое часовых, скрипя ногами по снегу, приближаются к нам. Негромко разговаривают на языке, который мы не можем понять.
— Монгольские обезьяны, — шепчет Порта, вынимая из кармана удавку.
Странное фронтовое напряжение начинает подниматься мурашками по спине. Я крепче сжимаю деревянную ручку удавки и нащупываю левой рукой десантный нож.
Из узкого прохода появляется третий солдат и начинает бранить этих двоих за то, что они курят. Они останавливаются в пяти-шести метрах от нас и начинают ссориться. Размахивают руками и орут друг на друга.
Сержант топает ногой в неуклюжем валенке и орет громче остальных.
Порта молча подает сигнал. Мы просто должны напасть на них.
Мы бесшумно приближаемся к трем азиатам, которые стоят спиной к нам и бранятся друг на друга.
Порта свистом подает команду, и мы бросаемся на них. Рывками затягиваем проволоку вокруг шеи каждого. Потом валимся на спину, каждый с сучащим ногами азиатом наверху.
Слабое бульканье — единственный звук, какой они могут издавать. Еще немного посучив ногами, они бессильно раскидывают руки. Проволока глубоко врезалась им в горло. Несколько секунд тела продолжают слегка содрогаться. Потом мы распускаем удавки и поднимаемся на ноги.
— Давайте уберем этих туристов в укрытие, — говорит Порта, отпив глоток водки.
— Предоставь это мне, — азартно говорит Малыш. Утаскивает два тела и втискивает между снарядными ящиками, будто узлы грязного белья.
— Он хочет обшарить их карманы, — говорит Порта. — Вот почему так охотно вызвался!
У большого нефтяного склада мы встречаем фельдфебеля Шрёдера и фенриха Тамма. Соглашаемся помочь другу передвинуть несколько больших ящиков и бочек, чтобы получше заложить маленькие радиоуправляемые мины.
Мы почти заканчиваем эту работу, когда из узкого прохода появляется часовой.
— Кто здесь? — пронзительно кричит он. — Кто здесь? — повторяет, снимая с плеча ППШ.
Парализованные страхом, мы таращимся на него, ожидая автоматной очереди, которая всем нам принесет смерть.
Потом Порта отвечает на чистом русском:
— Рабочие, переносим боеприпасы.
Рослый русский осторожно подходит к нам, держа автомат наготове.
— Крадете?
— …б твою мать, дядя, — усмехается Порта, медленно подходя к нему. — Папироску, товарищ сержант? — и протягивает пачку.
— Спасибо, — улыбается сержант. На плечах у него зеленые погоны НКВД.
Порта любезно подносит зажигалку. Малыш тут же бросается с десантным ножом. Лезвие входит почти до позвоночника и поднимается до горла.
Сержант НКВД бесшумно опускается в снег. Как ни странно, папироса остается у него между губами. Порта берет ее и кладет обрат но в пачку. Мертвому она ни к чему.
Малыш вытаскивает нож и вытирает лезвие о шинель убитого. Ловко обшаривает его карманы, находит порнографические открытки и забирает себе.
Чуть погодя мы выходим на широкую соединительную дорогу, там нас грубо окликает лейтенант за то, что мы не отдали честь проходящей роте НКВД.
— После утреннего развода явитесь ко мне! — злобно кричит он на прощанье.
— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — громко отвечает Порта и щелкает каблуками.
Между большими кирпичными домами стоит длинный ряд танков «Иосиф Сталин». Их громадные 122-миллиметровые пушки угрожающе смотрят в небо.
— Странно, — бормочет Порта, — заглядывая в люк. — Они полностью заправлены горючим, загружены боеприпасами и находятся в полной боеготовности!