Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Шрифт:
Он очень разозлился. Чего тут, собственно, бояться? Да, Димитриос опасный и умный преступник, но ведь не сверхчеловек же в конце концов. Вот и мистер Питерс… Но ведь мистер Питерс одного с ним поля ягода, тогда как он, Латимер, человек с другой планеты. Он должен был немедленно пойти в полицию и рассказать все, как только узнал, что Димитриос жив. Дело принимает теперь настолько опасный поворот, что с ним уже не справится детектив-любитель (он же автор детективных романов), потому что с профессиональным убийцей должны бороться профессионалы. А чего стоит его договор с мистером Питерсом! Он вдруг представил, что его дело слушается в английском суде,
«Что касается объяснений подсудимого по поводу своих действий, то им просто нельзя доверять. Нам известно, что подсудимый умный человек, бывший преподаватель университета, автор нескольких научных работ. Кроме того, нам известно, что он автор нескольких детективных романов, имевших успех, но, с точки зрения разумного человека, представляющих собою не более чем пищу для незрелых умов. Как бы там ни было, проводимая в этих книгах идея, что все здравомыслящие люди должны помогать полиции в ее борьбе с преступностью, делают их небесполезными. Из объяснений подсудимого получается, что он вступил в сговор с Питерсом не как сообщник шантажиста, а всего лишь как человек, желавший удовлетворить свое любопытство. Если бы это было правдой, то так мог вести себя лишь умственно отсталый ребенок, а не взрослый разумный человек. Прошу также присяжных заседателей обратить внимание на тот факт, что господин обвинитель настаивает на участии обвиняемого в дележе суммы. Поэтому его объяснение мы не можем рассматривать иначе, как попытку уйти от ответственности».
Если дело будет слушаться во французском суде, то речь судьи будет похлеще, — подумал Латимер.
Ужинать ему пока не хотелось, и он пошел по улице в направлении Оперы. Теперь уж ничего не изменишь, — вдруг подумал он, — волей-неволей придется помогать мистеру Питерсу. Почему же, — одернул он себя, — а если пойти в полицию прямо сейчас, сию минуту, то ведь еще многое можно изменить.
Далеко впереди он заметил человека в плаще, очень похожего на полицейского. Латимер ускорил шаг. Возле подъезда, прислонясь к стене, стоял полицейский и покачивал резиновой дубинкой. Латимер спросил его, где находится ближайший участок. Надо было пройти еще три квартала.
Вход в участок загораживали трое разговаривавших между собой полицейских. Они расступились, чтобы пропустить Латимера. К стене была прикреплена табличка, на которой было написано, что по всем вопросам следует обращаться на второй этаж. На второй этаж вела железная лестница. Из комнаты под нею доносились звуки голосов и стук пишущей машинки. Сильно пахло камфорой и не очень сильно, но все же ощутимо, мочой.
Пока Латимер поднимался по лестнице, в нем еще больше утвердилась решимость рассказать все, что он знает. Комната, в которую он вошел, была разделена на две половины деревянной перегородкой, лоснившейся от прикосновения. За перегородкой стоял полицейский и, держа в левой руке маленькое зеркальце, что-то рассматривал у себя во рту.
Латимер соображал, что сказать. Если бы он начал так: «Я знаю убийцу и хотел получить от него деньги, шантажируя его. Но я раскаялся и решил сообщить о нем полиции», — то его бы наверняка приняли за пьяного или сумасшедшего. Видимо, надо было рассказать о том, как он напал на след и что из этого вышло. В этот момент полицейский заметил его и резко повернулся в его сторону.
— Что вам угодно?
— Я желаю видеть месье комиссара!
— Зачем?
— У меня есть для него кое-какая информация.
— Какая информация? —
— Дело связано с шантажом.
— Вас кто-то шантажирует?
— Нет. Шантажируют другого. Дело очень серьезное и очень сложное.
— Ваше удостоверение личности, пожалуйста.
— У меня его нет. Я прибыл во Францию три недели назад.
— Тогда ваш паспорт.
— Он у меня в отеле.
Чело полицейского разгладилось — челюсти сжались. Все теперь становилось ясно, и можно было действовать согласно строго установленным правилам.
— Это очень серьезно, месье, — сказал он непререкаемым тоном. — Вы это понимаете? Вы англичанин?
— Да.
— Вы должны были знать, месье, что ваши бумаги должны постоянно находиться с вами. Таково требование закона. Случись какое-то уличное происшествие, у вас как у свидетеля потребовали бы бумаги, и, если бы их у вас не оказалось, полицейский мог, во всяком случае пожелай он этого, арестовать вас. Или окажись вы в каком-нибудь заведении, и полиция устроила бы там проверку документов, вы обязательно были бы арестованы. Таков закон, понимаете? Я обязан потребовать от вас, чтобы вы сказали мне свое имя и отель, где сейчас проживаете.
Записав все, что сообщил ему Латимер, полицейский тотчас же схватил телефонную трубку и сказал в нее: «Седьмой». Потом: немного подождав, продиктовал имя и адрес и попросил подтвердить подлинность этих данных. Последовала минутная пауза, наконец, закивав головой, он произнес: «Хорошо, хорошо». Потом, опять подождав, сказал: «Все в порядке» — и положил трубку.
— Все в порядке, — повторил он, — но вам придется явиться с паспортом в комиссариат седьмого округа в течение суток. Вашу жалобу можете изложить там же. И, пожалуйста, запомните, — сказал он, вставая, и постучал карандашом по стойке, — паспорт надо всегда носить с собой. Поскольку вы англичанин, я оставляю это дело без последствий, но, повторяю, вы обязаны явиться в комиссариат седьмого округа. До свиданья, месье, и никогда не забывайте про паспорт.
Он снисходительно кивнул, видимо, гордясь, сознанием выполненного долга.
Латимер был так зол, что еще долго не мог успокоиться. На какого осла он нарвался! Хорош и он, только дураки появляются в полиции без паспорта! А ведь если бы этот осел потребовал рассказать, в чем дело, ему бы не вернуться, и он, возможно, уже сидел бы за решеткой. Ну, да ладно, все пока шито-крыто, и, значит, он по-прежнему сообщник шантажиста.
Странно, но с его совести точно груз свалился. Он старался известить полицию, и не его вина, что ему не удалось привлечь к себе внимание. А ехать на другой конец Парижа за паспортом и ждать приема у комиссара — ну нет, слуга покорный. До встречи с мистером Питерсом оставался еще час. Он не слишком плотно поужинал и вышел на улицу. Несмотря на выпитый кофе с коньяком, неприятное чувство под ложечкой сохранилось. И второй голос не без яда заметил: «Жжешь свои нервы, как на свечке, и притом совершенно задаром».
Мистер Питерс прибыл в кафе на бульваре Осман, опоздав на десять минут. В руках у него был большой, дешевый чемодан. Он двигался решительно и собранно, как хирург во время ответственной операции. Плюхнувшись в кресло, он заказал рюмку ликера.
— Ну как, все в порядке? — спросил Латимер тем наигранным, театральным тоном, каким обычно люди безуспешно пытаются скрыть обуревающую их тревогу и неуверенность.
— Пока что да. Естественно, я еще не получил ответа. Сами сейчас убедимся.