Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Шрифт:
— Вы покидаете Париж?
— По-видимому, да. Мне хочется побывать в Латинской Америке. Нет, я не собираюсь посещать свою новую родину. Я вообще поставил себе условие никогда не пересекать границы этой страны. Это очень жестокое условие, потому что мне все-таки хотелось бы посмотреть на приютившую меня страну. Но условие это нерушимо, и, кроме того, гражданину Мира, каким являюсь я, все равно где жить. Скоро я буду совсем старый, так что пора подумать о покое. Куплю себе где-нибудь поместье и буду доживать свой век. Ну а вы еще молодой человек, мистер Латимер. У вас совсем другое ощущение времени. А таким, как я, кажется, что путешествие
— Но ведь ваша философия дает на это ответ, не так ли?
— Философия, — сказал мистер Питерс авторитетно, — может объяснить только то, что уже случилось. Один лишь Всемогущий знает, что может произойти в будущем. Мы всего лишь люди. Как может наш бедный разум постичь бесконечность? Солнце находится от нас на расстоянии ста пятидесяти миллионов километров. Вдумайтесь только в это! Мы всего лишь пыль, не имеющая никакого значения. А что собой представляет миллион франков? Чепуха! Безусловно, это полезно, и все-таки это чепуха. Неужели всемогущий станет заниматься такими пустяками? Подумаем о тайне, окружающей нас. Например, о звездах. Миллионы звезд смотрят на нас. Это замечательно.
Он все еще продолжал говорить о звездах, когда такси пересекло Рю Лекурб и свернуло на бульвар Монпарнас.
— Да, мы не представляем собой ничего интересного. Мы ведем борьбу за существование точно так же, как муравьи. И все-таки, будь у меня возможность прожить свою жизнь еще раз, я прожил бы ее точно так же. Да, в моей жизни были неприятные моменты, и по воле Всемогущего я делал некрасивые вещи, но мне все-таки удалось сколотить немного денег, и я теперь сам себе хозяин, а немногие люди моего возраста могут этим похвастать.
Такси свернуло на Рю де Ренн.
— Мы уже почти дома. Сейчас я угощу вас шампанским. Оно, как и договаривались, очень дорогое. Приятно иногда потешить себя роскошью, чтобы затем вернуться к простоте.
Такси остановилось.
— Не правда ли, это очень странно, мистер Латимер? У меня, оказывается, нет мелочи. Расплатитесь, пожалуйста. Я думаю, — сказал мистер Питерс, когда они подошли к дому, где он жил, — перед отъездом мне надо продать эти дома. В конце концов любая собственность должна приносить доход.
— Вероятно, покупатель на них не скоро найдется? Согласитесь, вид отсюда довольно скучный.
— Ну, из окон смотреть ведь совсем не обязательно. Если их отремонтировать, то получатся прекрасные жилые дома.
Они начали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа мистер Питерс остановился, чтобы перевести дух, и достал из кармана ключи. Потом они опять пошли вверх.
Мистер Питерс открыл ключом дверь, включил свет и сразу прошел к большому дивану. Достав из кармана сверток, он развязал бечевку и вытащил из пачки десятка два банкнот. Он держал их в руке, словно веер, и улыбался, как мальчишка, которому дали на мороженое.
— Вот он, миллион, перед вами! Вы когда-нибудь видели столько денег? Это же пять тысяч фунтов на ваши деньги! — Он встал. — Но давайте начнем праздновать наш успех. Раздевайтесь, а я пойду принесу шампанское. Думаю, оно вам понравится. Льда, конечно, нет, но я поставил его в ведро с холодной водой — мне кажется, оно не успело нагреться.
Он пошел к занавесу. Латимер отвернулся, чтобы снять пальто, а когда повернулся, то увидел,
У Латимера было такое ощущение, что вся его кровь отхлынула куда-то вниз, к ногам, и его мозг стал удивительно пустым и легким. В то же время грудную клетку опоясал стальной обруч, который нестерпимо сжимал сердце и легкие. Он думал, что закричит, но у него пропал голос, и он только бессмысленно таращил глаза.
Мистер Питерс, все так же стоя спиной к Латимеру, поднял руки, и из-за занавеса вышел Димитриос с револьвером в руке.
Димитриос сделал шаг вперед и чуть в сторону так, чтобы держать одновременно под прицелом и Латимера, и мистера Питерса. Латимер уронил на пол пальто и поднял руки.
— Мне кажется, — сказал Димитриос, презрительно сдвинув брови, — вы не очень-то рады видеть меня здесь, Петерсен. Или, быть может, вам больше нравится Кель?
Мистер Питерс молчал. Латимер видел, как у него ходит вверх-вниз кадык, словно он пытается что-то проглотить и никак не может.
Глаза Димитриоса остановились теперь на Латимере.
— Я рад, что англичанин тоже здесь оказался. А то бы мне пришлось заставить вас, Петерсен, назвать его имя и адрес. Итак, месье Смит, который так старался скрыть свое лицо, теперь весь как на ладони. Вместе со своим компаньоном Петерсеном. Я всегда говорил вам, Петерсен, что вас погубит хитроумие. Помните, вы привезли гроб из Салоников? Вам бы следовало знать, что хитроумие не может заменить ум. И вы могли думать, что сможете обмануть меня? — Он презрительно усмехнулся, — Бедняга Димитриос будет думать, что я, Петерсен, как всякий шантажист, обязательно вернусь, чтобы еще попросить денег. Я, хитрый Петерсен, постараюсь убедить его в этом, но на самом деле это будет чистой воды блеф, а я, хитрый Петерсен, поступлю совсем наоборот — получу деньги и исчезну. Бедняга Димитриос так непроходимо глуп, что не сможет догадаться, что купивший эти три развалюхи Кель — на них и через сто лет вряд ли найдется покупатель, — не кто иной, как хитроумный Петерсен. Только такому дураку, как вы, Петерсен, не было известно, что эти дома пустовали в течение нескольких лет до того, как я купил их на ваше имя.
Он вдруг замолчал, и Латимер заметил, что он прищурился и на его желтом лице выступили желваки. Латимер знал, что сейчас он выстрелит. Его сердце билось так сильно, что ему казалось, его слышно в другом конце комнаты.
— Бросьте деньги, Петерсен! — приказал Димитриос.
Сверток упал на пол, и банкноты веером покрыли ковер.
Димитриос поднял пистолет.
Казалось, только теперь мистер Питерс понял: происходит что-то непоправимое, что-то совершенно невозможное, потому что закричал:
— Нет! Нет! Вы должны…
Димитриос выстрелил, потом выстрелил еще раз, и Латимер услышал отвратительный звук вошедшей в тело пули.
Мистер Питерс издал звук, похожий не то на икоту, не то на отрыжку; колени его подогнулись, и он упал лицом вперед.
— Теперь вы, — сказал Димитриос, обращаясь к Латимеру.
И в этот момент Латимер прыгнул. Конечно, прыжок был вызван неискоренимой жаждой жить, но ни за что на свете он не смог бы объяснить, почему прыгнул вперед, на направленный на него револьвер Димитриоса. Жизнь ему спас свернутый ковер, за который он запнулся. Он упал на пол, и потому пуля прошла у него над головой. Выхлопные газы опалили его шевелюру, он на какую-то долю секунды потерял рассудок, но остался жив.