Тридцать лет под землей
Шрифт:
Но, вертясь в пустоте, я все-таки вокруг него обкрутился. Отчасти по этой причине я сознательно считал повороты: 33 оборота слева направо, 12 оборотов справа налево, — теперь я знал, в каком направлении и сколько раз я должен был обернуть провод вокруг троса, чтобы их разъединить.
Простятся ли мне эти детали, может быть излишние? Не знаю, но эта как будто простая операция оказалась очень серьезной. Когда все было приведено в порядок, я присоединил провод к своему телефонному аппарату и дал сигнал поднимать трос. Все шло хорошо, слышимость была отличной, и, довольный благополучным исходом спуска, я отдыхал, оживленно переговариваясь с Лепине, как вдруг раздался какой-то странный, все усиливавшийся свист и около 100 метров телефонного провода свалились к моим ногам! Канат и шнур не поладили: один оборвал другой; теперь мое полное одиночество будет длиться несколько часов. Спуск начался в 2 часа после полудня, а второй член экспедиции доктор Л1ерей присоединится ко мне в час ночи.
Теперь у меня будет время добраться до могилы Лубена и еще много времени останется, чтобы думать и дрожать от холода — температура в пропасти только 4°.
Мерей, опускаясь, исправил и протянул телефонную линию, и в 2 часа ночи мы с ним устроились на ночлег на месте прошлогоднего подземного лагеря, то есть на относительно плоской площадке, недалеко от надгробия Лубена. Палатки не было, и наш бивуак на твердой поверхности в перенасыщенном водяными парами воздухе не имел в себе ничего привлекательного. Поэтому в 7 часов утра я уже начал суетиться, ходить и разбудил доктора.
В это утро мы принимали Роберта Леви, спустившегося с палатками и продовольствием. Но после недолгого отдыха ему пришлось возвращаться: экспедиция вступала в активную фазу, и его присутствие наверху было необходимо.
Теперь спуск членов экспедиции будет ускоряться., Подъемы и смены участников будут проводиться согласно намеченному плану, но, конечно, возможны его изменения в зависимости от обстоятельств, от выносливости или усталости того или другого. Только полный и подробный журнал экспедиции мог бы дать отчет о спуске и подъеме каждого участника, а также о многочисленных инцидентах, случавшихся во время этих передвижений. Здесь нет возможности входить в такие детали, но некоторое представление может дать упоминание, что машина опустила вниз и подняла наверх 40 человек (некоторые проделали путешествие по нескольку раз) в общей сложности на расстояние в 15 километров. Поэтому, сожалея о необходимости держать в фокусе рассказа только то, что мы видели и делали лично, вернусь к тому моменту, когда Леви пропал в вышине из глаз и мы с Мереем остались одни.
После отбытия Леви мы решили проделать экскурсию в зал Элизабет Кастере в поисках места для лагеря.
Зал Лепине, очень хаотичный и с очень наклонным полом, сообщался с залом Элизабет Кастере узкой лазейкой, через которую проносился ток ледяного воздуха, а за ней находился колодец глубиной 20 метров; в него мы спускались по проволочной лестнице.
Вот мы, наконец, в этом фантастическом зале, пересеченном и окрещенном Лубеном, где он в 1951 г. проблуждал 2 часа, в то время как Тазиев в смертельной тревоге ждал его и звал у края лазейки. Долго и безуспешно искали мы места в 2 квадратных метра, где можно было бы поставить палатку. Везде чудовищные глыбы, каменные громады, держащиеся только на равновесии, качающиеся скалы. Так же, как Лубен, мы долго блуждали наугад среди феноменальных скальных нагромождений, где свет наших ламп казался таким ничтожно слабым. Нигде мы не видели ни стен, ни сводов и тоже в конце концов заблудились.
Вечером около 9 часов, когда мы, наконец, добрались до бивуака в зале Лепине, то нашли там две палатки, уже поставленные Янссенсом и Эрто, опущенными в течение дня. Пропасть начала заселяться, но, чтобы приступить к выполнению программы по окрашиванию вод потока и рекогносцировке пропасти вширь и вглубь, нужно было дождаться остальных.
Чтобы занять время и закончить обследование зала Лепине, мы с Мереем решили на следующий день пробраться вверх по течению потока, чего раньше еще никто не пытался сделать. Там мы натолкнулись на серьезные трудности: путь нам преграждала целая гора из скал и осыпавшихся со стен колодца обломков породы. Путь на юг, то есть в сторону больших лапье, по-видимому бывших зоной питания подземного потока, нам казался забитым. Тем не менее, пробравшись — как ящерицы меж камней — в недра хаоса, мы сумели опять найти подземный ручей, бурливший и прыгавший в своей каменной темнице. Термометр показал температуру воды 3°, а альтиметр — вертикальную глубину 400 метров; здесь мы находились как раз против входного отверстия в пропасть. Что касается горных пород, то мы сделали интересное наблюдение. Вся пропасть проработана в виде каньона в известняках, поток же течет по ложу из силурийского сланца; следовательно, вода здесь достигла подстилающей известняк породы и проложила себе путь по контакту между известняком и сланцем.
Идя вдоль потока, чтобы проследить его течение, мы подошли к каскаду высотой 4–5 метров. Мне удалось спуститься вдоль стены из разрушенного сланца, но только я очутился среди черноватых, мокрых каменных глыб у подножия водопада, как вдруг услышал за спиной звук падения. Край стены, за который ухватился руками Мерей, обвалился, и он упал.
Как в тяжелом сне смотрел я на этого атлета и гимнаста; упавшего комом, с головой в коленях и ногами, купающимися в потоке. Я подхватил его, оттащил от воды и пытался посадить на камень, но он оставался совершенно инертным, и я с ужасом увидел, что его лицо залито кровью. Кровь текла из рассеченной надбровной дуги. Тело его становилось все тяжелей и тяжелей. Как молния пронеслась в голове мысль о катастрофичности положения: товарищ тяжело ранен, и я знал, что нет возможности вынести его по бесчисленным ходам и сквозь узкие места из этой мышеловки, куда мы с таким трудом и с такой опасностью пролезли, потому что здесь, в этом хаосе, все движется.
Кровь продолжала течь, признаков дыхания я не видел и только чувствовал, что Мерей все больше повисает у меня на руках. Потом все его тело как будто содрогнулось (это заставило меня подумать о самом худшем) и… он пришел в себя.
— Что это тут делается? — сказал он слабым, едва внятным голосом.
Он жив, он даже говорит, слава богу!
Я объяснил, что произошло, и тут сам раненый заметил, как сильно течет кровь. Подняв ослабевшую руку ко лбу, он долго тщательно ощупывает рану.
— Я думаю, что пролома нет, — заключил он со всегдашним спокойствием.
— Тем лучше, тем лучше, — радуюсь я, — но вы еще ошеломлены, отдохните.
И пока он отдыхал и приходил в себя, я его беззастенчиво снял в позе, хорошо передающей его подавлен-нор состояние и отсутствующий вид.
Вспышка магния заставила Мерея подскочить и окончательно его расшевелила. Мы ушли из этого нездорового места и не без усилий добрались до бивуака, за наше отсутствие еще больше пополнившегося людьми. К Янссенсу и Эрто прибавился Третар и один из испанских спелеологов — Ондарра. Все четверо удивились, увидев нас промокшими, оборванными, и с тревогой смотрели на забинтованный лоб Мерея с просочившимся сквозь бинт пятном крови. Через несколько минут мы уже все вместе смотрели на другую, неожиданную сцену..
Мерей, порывшись в своей аптечке, спросил, умеет ли кто-нибудь накладывать скобки. Сконфуженные, мы принуждены были ответить отрицательно. Тогда при свете ацетиленовой лампы, которую держал Янссене, перед маленьким облупленным карманным зеркальцем, которое держал я, врач сам умело и не поморщившись наложил три большие скобки; это можно видеть на киноленте, снимавшейся Эрто на дне пропасти, где зафиксирован также и этот эпизод.
В тот же день Жозе Бидеген — промышленник и член муниципального совета По, футболист, знаток Пиренеев и при случае спелеолог — проделал очень смелый и полезный спуск, принеся некоторые очень нужные нам вещи и, как всегда, продовольствие; в пропасти нужно есть много, чтобы противостоять холоду и сырости. Когда он поднимался, у него случилась серьезная неприятность с тросом, пропилившим каменный выступ и застрявшим в нем. Несколько раз он был в большой опасности, что делает особенно достойной похвалы его преданность общему делу. К сожалению, мне не пришлось пожать Бидегену руку, потому что его спуск и возвращение произошли в то время, когда мы с Мереем осматривали большой скалистый конус.
В понедельник 10 августа к нам присоединился Дельтейль, мой верный соратник по пещерам Лябуиш, Хенн-Морт и многим другим пещерам и пропастям.
Теперь партия «А», как она была названа, собралась в полном составе и могла приступить к выполнению порученной ей тройной задачи: сбросить 40 килограммов флюоресцеина в подземный поток; продолжить разведку пещеры дальше пункта, достигнутого в прошлом году; отыскать и оборудовать места для палаток, чтобы организовать передовой лагерь для головной партии, то есть 70 партии «Б», которая должна была нас сменить и продолжить обследование как можно глубже.