Тридцать седьмое полнолуние
Шрифт:
– Пока ни то ни другое. Личинка! И неизвестно, что получится. Я на первом курсе. А вы?
– Мне еще два года в гимназии. Но нравятся точные науки.
– А я в школе любила историю и литературу.
«Алгебра – спокойнее», – хотел сказать Ник, но промолчал. У него свое отношение к истории, и разве можно объяснить его девушке с такими светлыми глазами?
Помолчали. Ветер с реки трепал Танины волосы.
– Знаете, – признался Ник, – я совсем не умею разговаривать с девушками. Как-то… опыта не набрался. Учусь в мужской гимназии.
– И сестры у вас нет, – догадалась Таня.
– Нет.
– А
Нику неожиданно стало весело.
– Попробую. Вы мне нравитесь, Таня! – произнес он и испугался. А если начнет притворно смущаться и кокетничать? Или, того хуже, закатит глаза и скажет: «Какой шустрый мальчик!»
Таня повернулась к нему, отвела волосы с лица.
– Вы мне тоже, Ник.
Глаза у нее все-таки были странные: голубые, обведенные по краю серой каймой. Казалось, они меняют цвет, как воды Ладского залива под солнцем.
– А так разве бывает? – спросил Ник.
– Не знаю.
Таня доверчиво положила руку ему на локоть.
– Пошли?
– Я буду возле училища послезавтра. В четверг.
– У меня дополнительные занятия в мастерской.
– Тогда во вторник.
– Да.
К вечеру погода опять испортилась, и Ник бездельничал в библиотеке в обнимку с «Шахматными этюдами». По окну змеились толстые струи воды, скрывая из виду сад. Иногда силуэты деревьев подсвечивали молнии – и спустя несколько секунд накатывал гром.
– Вас хочет видеть господин Георг, – оповестила Александрина, появляясь на пороге.
– Угу, иду, – отозвался Ник, наконец-то загоняя черного короля в безвыходное положение.
На втором этаже гроза слышалась громче. Шумели деревья. Стучали капли, срываясь с узорчатого карниза.
Ник вошел в кабинет, и дед поднял голову от журнала, который читал с карандашом в руке.
– Вот, возьми. – Георг пододвинул две папки, лежащие на краю стола. – Здесь мои статьи. А вот тут интересные материалы из УРКа. Классификационные таблицы, методы идентификации и прочее.
– Спасибо.
Ник сгреб – тяжелые!
– Надеюсь, не нужно объяснять, почему нельзя выносить документы из дома.
– Разумеется.
Дед задумчиво постукивал карандашом по открытой странице. Ник глянул на колонтитул: «Г. С. Леборовски. Оплата по закону».
– Напечатали?
– Да. Вот, сверяю, завтра собираюсь ругаться с главным редактором. Порезали больше, чем мы договаривались.
В голосе деда не было ни огорчения, ни досады – рутина.
Папки оттягивали руки. Из той, что сверху, торчал уголок фотографии. Нижний клапан грозился развернуться, и Ник перехватил удобнее.
– Я пошел? – вопросительно сказал он.
– Конечно. Хотя постой. – Дед выдвинул ящик стола. – Возьми еще эту. Пожалуй, да, можно.
Ник посмотрел с любопытством: тонкая папка, подписанная непонятно: «МБД236.78».
– Я поработаю с часок, а потом сходим в тир? – предложил дед.
– Ладно, я вас тогда внизу жду.
Спускаясь по лестнице, Ник придерживал стопку подбородком. Третья папка оказалась самой вредной, она была в гладкой обложке и норовила выскользнуть.
В библиотеке сгрузил ношу на столик, отодвинув шахматную доску. Потянулся к «МБД236.78», но передумал и оставил ее напоследок.
Так, статьи деда. Черновики, перепечатки и фотокопии с журнальных и газетных страниц. Самая ранняя публикация сделана пятнадцать лет назад, последней лежит та, по поводу которой дед планировал ругаться с редактором. Почти на всех черновиках пометки: «До цензуры».
Вторая папка: разрозненные листы протоколов и брошюрки, отпечатанные на папиросной бумаге. Большие, свернутые в несколько раз схемы. Фотографии. «Иллюстративный материал № 4. Таблица 32, строка 12. Мумифицированные останки женщины». Ник машинально выудил нужную таблицу и нашел двенадцатую строку. «Энерговампир». По множеству колонок были разнесены последствия встречи с проклятым. Не самое приятное чтиво.
В третьей папке оказалось досье на Матвея Борислава Дёмина. Л-рея.
Мимо своей квартиры Таня пробежала. Этажом выше толкнула дверь – опять не заперта! Ох, тетушка!
– Асечка! К тебе можно?
Из кухни доносилось шипение и пахло жареными пирожками.
– Конечно, деточка! Кушать будешь?
Тетушка выглянула в коридор. Как всегда – в фартуке, седые волосы собраны в высокий пучок, щеки порозовели от жара, очки в круглой железной оправе сползли на нос. Поверх домашнего платья был выпущен кокетливый белый воротничок. Когда бы Таня ни приходила, у Аси всегда находилось что-нибудь вкусненькое. Она пекла, жарила, варила с утра до вечера, и казалось удивительным, как это Анастасия Роберт Мальевская ухитрилась защитить диссертацию.
Асю Таня любила больше всех. Конечно, после мамы. А вот Тасю почти не помнила.
– Асечка, потом, ладно? Можно, я посмотрю альбомы?
– Деточка, они в твоем распоряжении! Когда умру, непременно отпишу все тебе. Непременно!
Таня чмокнула тетушку в горячую щеку.
– Ты еще всех переживешь и замуж выскочишь!
– Ах, оставь, душа моя, оставь! – почему-то басом сказала тетушка и скрылась на кухне.
И Асину комнату Таня тоже любила. Ну и пусть узкая, а единственное окно выходит на кирпичную стену. Зато уютная. А в кресле под окном так хорошо читается! Между стеллажами с книгами и журналами втиснута старинная конторка, заваленная рукописями и студенческими работами. У конторки такой вид, точно за ней до сих пор пишут перьями. Над кроватью фотографии: трех сестер Мальевских – Аси, Таси и Каси, – их родителей и Тани во младенчестве. Кровать старая, железная, с шишечками на спинке. У изголовья столик с лампой, тоже всегда завален книгами. Еще один стол – большой, овальный – стоял посредине комнаты, между ним и стеллажами приходилось пробираться боком. Таня проскользнула и достала тяжелый альбом «Герои Первой мировой войны».
Толстые страницы переворачивались с шорохом. Вот и он, «Портрет юного офицера Растьевского полка». Таня перебралась к окну и села в кресло, пристроив альбом на коленях.
Офицеру на портрете было лет двадцать, но он все равно казался очень похожим на Ника Ярова. Такие же высокие, четко очерченные скулы и прямые брови. Длинные ресницы – впору девушке! Но взгляд строгий. Серьезное, трагическое лицо. Словно офицер знал, что Растьевский полк погибнет – именно тогда впервые на войне применят газы.