Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается
Шрифт:
– Будет хуже, если заводить двигатели, вместо того чтобы вместе с Фионой искать противоядие, – продолжала твердить свое Вайолет.
Но в эту минуту оба они увидели нечто такое, отчего поняли, что хуже быть уже не может и оба они не правы. Им не следовало заводить двигатели и запускать «Квиквег» и не следовало помогать Фионе в ее исследованиях, а также не следовало спорить друг с другом. Бодлерам да и Фионе следовало замереть на месте, стараясь не производить ни малейшего шума, и, вместо того чтобы смотреть на водолазный шлем, где томилась отравленная ядовитым медузообразным мицелием Солнышко, им следовало смотреть на экран гидролокатора или в иллюминатор, глядевший в темную глубину пещеры. На зеленом экране светилась буква «К», символизирующая «Квиквег», но это была еще одна вещь, которую, как мы выше говорили, трудно увидеть, поскольку это же самое место занимал другой зеленый светящийся символ. А за стеклом иллюминатора виднелось множество небольших металлических трубок, они кружили по воде, выпуская тысячи и тысячи пузырьков, и в центре, где трубки сходились, зияла огромная дыра, похожая на гигантский голодный рот – рот осьминога, готового поглотить «Квиквег» и остатки его команды. Изображение на экране локатора было, само собой разумеется, глазом, а в иллюминаторе была видна субмарина, но и то и другое, как знали дети, означало одно: Граф Олаф. А уж это было хуже некуда.
Глава девятая
Если вы подумываете, не начать ли преступную жизнь – а я решительно надеюсь, что это не так, – то для успеха вам, как и всякому злодею, требуется соблюдать целый ряд условий. Прежде всего следует относиться с преступным пренебрежением к остальным людям, грубо разговаривать со своей жертвой, не обращать внимания на мольбы о пощаде и даже, если вздумается, вести себя агрессивно. Кроме того, преступник должен обладать злодейским воображением, чтобы на досуге вынашивать разные злодейские планы для поддержания своей преступной карьеры. Злодей подбирает себе небольшую группу или отряд негодяйски настроенных личностей, которые готовы служить ему в качестве его личных приспешников. Преступник должен к тому же выработать особый злодейский смех, который знаменовал бы собой торжество очередного злодейства и одновременно запугивал оказавшихся рядом людей без преступных наклонностей. Всеми этими качествами преуспевающие злодей или злодейка должны обладать в полной мере или же отказаться вообще от преступной жизни и постараться вести жизнь добропорядочную, чистую, исполненную доброты, что гораздо труднее, хотя и благороднее, но далеко не так увлекательно.
Граф Олаф был, разумеется, превосходным злодеем, что в данном случае означает не «злодей, обладающий рядом превосходных качеств», а «исключительно искусный в своих преступных деяниях». Бодлеровским сиротам это стало ясно уже вскоре после того ужасного дня на Брайни-Бич, когда они услышали про страшный пожар, с которого и начались их дальнейшие несчастья. Но когда «Квиквег» засосало в пасть олафовской ужасающей субмарины-осьминога, сиротам подумалось, что Олаф за тот недолгий период, пока они его не видели, достиг еще больших высот негодяйства. Он неоднократно доказывал свое, характерное для злодеев, пренебрежение к жизни других людей – начиная со злодейских убийств бодлеровских опекунов до пристрастия к поджогам, иначе говоря, страсти сжигать дома независимо от количества находящихся внутри людей. Однако дети ощутили, что это олафовское пренебрежение еще усилилось, когда «Квиквег» вплыл в зияющую пасть и его начало швырять из стороны в сторону, поскольку механический осьминог изображал глотательные движения. Вайолет и Клаус и, разумеется, Фиона хватались за что попало, стараясь удержаться на ногах, а кают-компания накренялась то в одну, то в другую сторону, так что Солнышко болталась в шлеме, как арбуз в стиральной машине. Граф и раньше проявлял свое, типичное для злодеев, воображение в целом ряде случаев – начиная с подлых планов кражи бодлеровского состояния и кончая гнусными умыслами похищения Дункана и Айседоры Квегмайр. Но сейчас дети глядели в иллюминатор и видели, что дьявольское воображение Олафа проявилось самым необузданным образом, когда он отделывал свою жуткую субмарину: «Квиквег» переваливался по грохочущему туннелю, почти такому же темному и зловещему, как грот Горгоны, но каждый дюйм металлических стен туннеля был покрыт жуткими светящимися глазами. Графа всегда сопровождало сборище приспешников, состоящее из членов его прежней театральной труппы (многих, правда, уже недоставало), а также из нескольких работников Карнавала Калигари, но сейчас, как отметили сироты, он заманил много новичков. Когда туннель сделал поворот и перед глазами старших Бодлеров промелькнуло огромное помещение, они увидели множество людей, которые гребли длинными металлическими веслами, приводя в движение страшные металлические щупальца осьминога. Но что хуже всего – когда «Квиквег» наконец дернулся и остановился и Вайолет с Клаусом выглянули в иллюминатор, стало ясно, что негодяй, видимо, все последнее время тренировался и теперь его злодейский смех сделался сверхгнусным и еще более театральным, чем прежде.
С торжествующей ухмылкой Граф Олаф стоял на небольшой металлической площадке, одетый в знакомый комбинезон из скользкой ткани, но с портретом не Мелвилла, а другого писателя, узнать которого мог только очень начитанный человек. Как только он заглянул в иллюминатор и увидел испуганных детей, он разинул рот и разразился совершенно новым злодейским смехом, в котором появились новые хрипы и визги, а также целый набор странных звуков, каких Бодлеры никогда не слышали.
– Ха-ха-ха хипа-хипа хо! Хот ча-ча-ча! Сниггл хи! Ха, как я в этих случаях выражаюсь! – Он с хвастливым видом спрыгнул с платформы, выхватил длинную острую шпагу и быстрым движением начертил круг на стекле иллюминатора.
Вайолет и Клаус заткнули руками уши, чтобы не слышать пронзительного визга острия по стеклу. Затем резким ударом шпаги Олаф вышиб стеклянный круг, который упал, не разбившись, на пол кают-компании, а Граф Олаф впрыгнул в дыру прямо на большой деревянный стол и снова принялся хохотать.
– Я сейчас надорвусь от смеха! Прямо катаюсь от хохота! Смех меня душит! Во мне гремит ликование! Я всерьез думаю собрать юмористическую книжку из всех веселых идей, толпящихся у меня в голове! Хуп-хуп ха-ха хам хи-хи!
Вайолет кинулась вперед и схватила шлем с Солнышком, чтобы Олаф, изображая победный танец, не сшиб шлем со стола. Ей было мучительно думать о сестре, вдыхающей ядовитые пары медузообразного мицелия, в то время как Олаф отнимал у них драгоценные минуты, демонстрируя свой новый невыносимый смех.
– Перестаньте смеяться, Граф Олаф, – наконец не выдержала Вайолет. – В злодеяниях нет ничего смешного.
– Еще как есть! – радостно прокаркал Олаф. – Ха-ха хам карр! Нет, вы только представьте! Я спускаюсь с горы и нахожу обломки саней, разбросанные по острым камням! Ти-хи хилый кит! Я уже решил, что вы утонули в Порченом потоке и плаваете вместе с кашляющими рыбами! Хо-хо дохлый кот! Я был убит горем!
– Ничего подобного! – отрезал Клаус. – Вы много раз пытались нас уничтожить.
– Потому я и был убит горем! Хо-хо сниггл! Я мечтал лично покончить с вами, Бодлеры! Конечно, после того, как заполучу ваше наследство и вырву сахарницу из ваших мертвых рук – или ног.
Вайолет с Клаусом быстро переглянулись. Они совсем позабыли о том, что сказали Олафу, будто знают, где находится сахарница, хотя, разумеется, представления не имели, где она на самом деле.
– Чтобы утешиться, – продолжал негодяй, – я повидался со своими соратниками в отеле «Развязка» – они там и сами кое-что затевают – и убедил их одолжить мне горстку новых рекрутов.
Старшие Бодлеры знали, что под соратниками Олаф разумел мужчину с бородой, но лысого и женщину с волосами, но без бороды – людей настолько зловещих, что даже Олаф, судя по всему, их побаивался. А под новыми рекрутами имелась в виду группа Снежных скаутов, которых те злодеи недавно похитили.
– Ти-ти террорист! Благодаря их щедрости мне удалось привести в движение мою субмарину! Сниггл хо-хо-хо! Мне, конечно, надо вернуться в отель «Развязка» к четвергу, но до тех пор придется как-то убить несколько дней, вот я и решил убить кого-нибудь из моих старых врагов! Хи-хи хирургия! Я начал рыскать по морю, высматривая капитана Уиддершинса и его дурацкую лодку на экране локатора! Ти-хи телотаксис! И вот я захватываю «Квиквег» и нахожу на борту Бодлеров! Ну и умора! Ну комедия! Ну потеха! И даже довольно смешно!
– Как вы посмели захватить нашу лодку! – закричала Фиона. – Я – капитан «Квиквега», я требую немедленно выпустить нас в море! Так точно!
Граф Олаф уставился с высоты своего роста на микологиню.
– Так точно? – повторил он. – Значит, ты Фиона, маленькая маньячка, помешавшаяся на грибах! До чего же вы все выросли! В последний раз я тебя видел, когда бросал в твою колыбель чертежные кнопки! Ха-ха-хой поллой! А что случилось с Уиддершинсом? Почему не он капитан?
– Отчима в данный момент здесь нет. – Фиона заморгала за своими треугольными очками.
– Ти-ти-ха зеленая махра! Сбежал, значит? Ну что ж, этого следовало ожидать. Все члены твоей семьи вечно не могли решить, какую сторону раскола принять. Твой брат до поры до времени тоже был паинькой – тушил пожары, вместо того чтобы их раздувать, но в конце концов…
– Отчим не сбежал! – крикнула Фиона, но голос у нее дрогнул, иначе говоря, прозвучал так, словно она не была в этом уверена. Она даже не добавила «Так точно!».