Тридцать три - нос утри
Шрифт:
Кудрявая сделалась выше ростом и будто постарше. Хотя почему “будто”?
Виньке при первой встрече даже показалось, что Кудрявая поглядывает на него свысока. И слушала Винькины речи и рассказы она с чуть заметной снисходительностью. И отвечала коротко.
Но дело было, видимо, в том, что они отвыкли друг от друга.
Учились они теперь в разных школах, виделись реже. И казалось даже, что не очень-то друг другу нужны.
И наконец Винька испугался. Неужели так и угаснет их прежняя дружба?
Он сделал решительный шаг. Сбежал с последнего урока, пошел к женской школе и дождался, когда у Кудрявой кончатся занятия. И они пошли к ее дому, как прежде.
И стенка, которая начинала расти между ними, сломалась.
Теперь Винька опять провожал Кудрявую домой. Не каждый день, однако часто. С уроков он, правда, больше не сбегал, Кудрявая терпеливо ждала его у своей школы. Или заходила за Винькой сама.
И снова были хорошие вечера у печки и всякие рассказы. Только одним полушубком Винька и Кудрявая уже не укрывались, неловко было почему-то. И одеваться Кудрявой Винька уже не помогал. Да и незачем. Она же здоровая, не то что прежде.
Зато Винька откровенно рассказал Кудрявой все про духа Тьмы, про Ферапонта и Рудольфа, про свое участие в представлении, про бой на пустыре. Про пистолет он тоже рассказал. А потом признался и в своем вранье про ночевку в библиотеке. И как это вранье исправил.
– Глупый ты, Винька. Ну, правда, глупый, – шептала рядом Кудрявая, и в шепоте ее слышалось, что Винька не глупый, а герой.
Короче говоря, все сделалось как в прежние времена.
А в начале декабря к Виньке домой пришел незнакомый мальчишка. Кругловатый, в очках, чуть постарше Виньки. Постучал в дверь, встал на пороге, снял запотевшие очки и спросил, здесь ли живет Винцент Греев.
– Ну... да. Живет... Это я... – Винька ощутил странное беспокойство.
– Ты ведь был летом в лагере “Ленинская смена”?
– Был. А что?
– Говорят, ты был другом Глеба Капитанова?
– Я... был. А что?
– Да ничего, – вздохнул мальчишка. Еще раз протер концом шарфа очки. И надел. – Я его брат.
Винька повел себя глупо. От растерянности, от какой-то тяжкой неловкости он съежил плечи и пробормотал:
– Ты, наверно, за очками пришел?.. Я... конечно, я виноват. Я хотел их еще летом принести... Я их сейчас отдам. Только одно стекло я для телескопа взял, но я сейчас выну и вставлю, это быстро...
– Да причем тут очки? – тихо сказал Глебкин брат. – Я про них и не знал... Оставь себе. У нас еще есть, тоже Глебкины... Я на тебя посмотреть хотел...
Винька стоял, опустив руки. Это – от смущения. Но можно было, наверно, понять, что он показывает: “Вот он я. Смотри, если тебе надо”. Глебкин брат переступил большими валенками, поглядел мимо Глебки.
– Ну ладно... Я пойду.
Тогда Винька испугался. Вцепился в его рукав.
– Куда же ты пойдешь! Если ты... брат...
Они стали друзьями. Втроем. Винька, Кудрявая и Владик Капитанов. На долгие годы. Кудрявая привязалась к Владику так же, как к Виньке.
– Это называется “любовный треугольник”, – со знанием дела вставила Зинуля. Вовка шепотом сказал, что она дура. Они слегка подрались. Винцент Аркадьевич растащил их и продолжал рассказ:
– В любовном треугольнике бывают всякие ревности и страсти. А здесь все было чудесно. И все были счастливы, когда Кудрявая вышла за Владика.
– А почему не за тебя? – въедливо сказала Зинуля.
– Потому что мы с Кудрявой подружились еще раньше и были как брат и сестра. И вообще детская дружба не всегда оборачивается любовью. Это разные вещи.
– А что лучше? – спросила Зинуля.
– Это когда как... Трудно сравнивать.
– Дружба все-таки лучше, – заметил Вовка.
Тогда Зинуля в свою очередь шепотом сказала “дурак”. И они чуть-чуть не сцепились опять.
– Если бы я женился на Кудрявой, не известно еще, какие бы у меня были дети, – разъяснил Винцент Аркадьевич. – Может, вместо дочки Клавы родился бы сын. Как у Владика и Кудрявой. А тебя тогда вообще не оказалось бы на свете.
– Вот уж этого совершенно не может быть! – заявила Зинуля.
– А женился я на Галочке Соколкиной, с которой Кудрявая подружилась в девятом классе. И ни разу в жизни об этом не пожалел... Жалею только что Галина Степановна не дожила до той поры, когда появилась на свет ее внучка. Которая в общем-то девица неплохая, хотя порой бывает вредновата...
– Не порой, а часто, – сумрачно вставил Вовка Лавочкин.
– Сам такой... Дед, а Кудрявая... она сейчас где?
– В голосе Зинули было понятное опасение.
– Она в Москве. Живет с детьми и внуками. А Владик... он уже там, где и Глебка. Что поделаешь...
Винька ни разу в жизни не сказал Владику, что Глебка приходит к нему. Есть тайны, с которыми не делятся и с лучшими друзьями. К тому же, Владик мог обидеться: почему Глебка появляется у Виньки, а у него, у брата – нет... А может быть, Глебка встречался и с братом, а тот об этом тоже молчал...
Во взрослые годы Глебка приходил не так часто, как раньше. Но и не редко. Обычно по ночам, когда Винцент Аркадьевич был один и ему хотелось поговорить. И они вспоминали детство. И профессор Греев делался в те минуты снова мальчишкой...
После восьмого класса – уже не ребятишки, но и совсем еще не взрослые, Винька, Кудрявая и Владик гуляли за городом по лужайкам и перелескам и вышли на железнодорожное полотно.
Между шпалами росли ромашки. По стороном лежал болотистый луг. Через шпалы проскакала большая ленивая лягушка.
Линия была не совсем заброшенная, но поезда здесь ходили редко. Скорее всего, рельсовый путь вел к торфяным разработкам. Они были за горизонтом, оттуда иногда тянуло едким дымком.
Винька, Кудрявая и Владик пошли по линии. Ребята шагали по рельсам, а Кудрявая между ними, по шпалам. Она держала мальчишек за руки.