Тридцатилетняя война
Шрифт:
В Праге поднялась суматоха, горожане закрыли ворота, не желая впускать бежавшие с поля битвы войска [285] . Если они отгородились от своих защитников, то не было никаких надежд на спасение столицы. Бюргеры дали волю своей ненависти к чужеземному королю, проявившему неуважение к их обычаям и осквернившему их храмы. В ночь после битвы ближайшие сторонники Фридриха, опасавшиеся за его жизнь, убедили короля уехать из города, пока граждане не выдали его победителям ради обеспечения собственной безопасности [286] . Если еще что-то и можно было сделать, то лишь с помощью Мансфельда или Силезии. Ранним утром Фридрих отправился в Бреслау, сопровождаемый Елизаветой и некоторыми советниками. Промедли он чуть-чуть, толпа принесла бы его в жертву [287] .
285
Berichte "uber dem Weissenberge, p. 133.
286
Ibid., p. 136.
287
Berichte "uber dem Weissenberge, pp. 136, 158.
Город
В Бреслау Фридрих размышлял над тем, как вернуть свои богатства. Он обратился за помощью к сейму Силезии [290] и к унии [291] . Войско Мансфельда все еще стояло в Пильзене, если бы только можно было найти деньги для него. Из Венгрии мог подойти Бетлен Габор со своей армией. Однако денег взять было негде. Мансфельд даже не пошевельнулся, а Бетлен Габор, собрав награбленное добро, ушел в Трансильванию.
288
Hofler, р.404.
289
Bethune, p. 347.
290
Palm, 1620. pp. 227 f.
291
Berichte "uber dem Weissenberge, p. 56.
Фридрих хватался за любую соломинку. Он попытался договориться с курфюрстом Саксонии и поднять Моравию, но 20 декабря узнал, что Моравия тоже сдалась. Фридрих не стал ждать, когда враги полонят его вместе с женой и детьми, и, отпустив последних верных людей, бежал в направлении Бранденбурга между постепенно смыкающимися фронтами Саксонской и Баварской армий, представив силезцам самим разбираться с захватчиками [292] .
И друзья, и подданные отвернулись от беглеца. Старший сын Турна на следующий же день после битвы присоединился к победителям вместе со своим войском численностью три тысячи человек [293] . Ангальт скрылся в Швеции, откуда просил у императора помилования на том основании, что его сбил с толку хозяин [294] . И католические и протестантские памфлетисты не скупились на слова в поругании потерпевшего поражение монарха. Изображался почтальон, по всей Германии разыскивающий «молодого человека с женой и детьми, который еще зимой был королем». Его походя называли и «вероломным Фрицем», и самым никчемным королем всех времен [295] .
292
Aretin, Beytrage, VI I, p. 173; d'Elvert, III, p. 89; Palm. 1620, pp. 265 f.; Lundorp, II, p. 381.
293
Berichte "uber dem Weissenberge, p. 42.
294
Lundorp, II, p. 481.
295
Opel and Cohn, Der dreissigjahrige Krieg. Halle, 1862, p. 122; Beller, Caricatures, passim.
Назавтра после битвы герцог Баварский принимал заверения в послушании от чешской директории. На некотором расстоянии его духовник с замиранием сердца наблюдал за тем, как была повергнута ересь. Он не мог слышать ни герцога, ни чехов, но с удовлетворением отметил, что «от слов его превосходительства на глазах директоров навернулись слезы» [296] .
Победители не знали пощады. Целую неделю ворота города были закрыты, и войска могли делать в нем все, что угодно. Теоретически наказанию подлежали только повстанцы, но солдатня не собиралась заниматься политическими опросами и не считала, что она должна это делать. Валлонам, французам, немцам, полякам, ирландцам, казакам, наемникам самых разных национальностей [297] было не до правил хорошего тона, да и не каждый день, даже не каждый год предоставляется возможность отвести душу в одном из самых богатых городов Европы.
296
Kriegstagebucher, p. 105.
297
Aretin, Beytrage, III, i, p. 56.
У ворот Градчан солдаты обнаружили восемь возов, нагруженных королевским скарбом, и они с видимым удовольствием расшвыривали шелка и украшения, пистоли и мечи. Один валлон подобрал прекрасную подвеску с изображением святого Георгия с голубой лентой. Он передал ее герцогу Баварскому и получил за труды тысячу талеров. Это был знак ордена Подвязки, принадлежавший Фридриху. Вот почему на некоторых карикатурах он представлен в чулках, спущенных до щиколоток [298] .
298
Kriegstageb"ucher, p. 72.
Грабеж все еще продолжался, когда Максимилиан, взяв лучших лошадей в конюшне Фридриха и приняв таким образом участие в мародерстве, ускакал в Мюнхен [299] . Ранним утром в День святой Екатерины он прибыл в свою столицу, где его поджидали подданные, столпившиеся на улицах. У входа в огромную церковь герцог спешился, получил благословение от епископа Фрайзинга и отправился воздавать благодарения Богу, в то время как хор пел: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч» [300] . Максимилиану было за что благодарить Господа. Он оказался единственным среди германских князей, кто мог позволить себе вступить в эту войну, и император, задолжав три миллиона гульденов, отдал ему в счет долга Верхнюю Австрию.
299
Krebs, Schlacht, p. 130.
300
Первая книга Царств, 18:7. Kriegstageb"ucher, pp. 138 f.
В Вене Фердинанд с непокрытой головой поблагодарил Пресвятую Деву Марию и заказал корону из чистого серебра стоимостью десять тысяч флоринов. Возможно, он сделает ей подарок на алтаре у себя в Мариацелле, в родной Штирии. Еще более дорогую и изумительную корону он послал в церковь Санта-Мария делла Скала в Риме [301] . На небесах наверняка будут довольны такими дарами. Но не так-то легко удовлетворить желания Испании и Баварии.
301
Haeberlin, XXV, р. 67.
6
Чешское восстание потерпело поражение в битве на Белой Горе, и ни одно протестантское государство не протянуло руку помощи. Война закончилась. Фридриху ничего не оставалось, кроме как просить прощения; испанцы должны были уйти из Пфальца, Мансфельд — распустить армию, а Фердинанд — оплатить долги. Однако осуществить эти четыре простейших действия было затруднительно.
Все вокруг рушилось, но Фридрих и его супруга старались не замечать катастрофы. Королева обосновалась в Бранденбурге, где родила сына, назвав его Морицем — явный намек на принца Оранского, — и беззаботно писала подругам о «beau voyage», который ей с мужем пришлось неожиданно совершить из Праги [302] . Фридрих в это время с удовольствием отдыхал у герцога Саксен-Лауэнбургского, потратив там около трехсот флоринов на жемчуга для трехлетней дочери [303] .
302
Archaeologia,XXIX, p. 161.
303
Aretin, Beyrriige, VII, pp. 174—175.
Легкомысленность поведения вызывалась не столько недостатком совестливости, сколько ее избытком. Когда Фридрих пришел к власти, он был слабодушен и смущен новыми обстоятельствами. Утрата власти укрепила его характер. Несмотря на поражение, он не потерял веру в правоту своего дела. Ему не хватало не только безумства смелости и лидерских качеств, которые могли бы спасти Богемию, но и элементарного эгоизма, который помог бы сохранить хотя бы часть состояния. Поражение многое упростило, ярче высветило разницу между тем, что верно, и тем, что неверно. Теперь Фридрих четче понимал справедливость своей борьбы, временно потерпевшей неудачу, и готов был доказать это, невзирая на предательства. «Нас привели в Богемию не алчность и не амбиции, — писал он Турну. — Ни в бедности, ни в отчаянии мы не восстанем против нашего возлюбленного Господа и не поступимся нашей честью и совестью» [304] . Со времени битвы на Белой Горе и до самой смерти Фридрих следовал этим принципам со всей твердостью и со всеми прискорбными последствиями.
304
Lundorp, p. 243.
Фердинанд потребовал беспрекословного повиновения и извинений. Фридрих ответил простодушно, что человеку, если он прав, не в чем каяться. Если же император гарантирует неприкосновенность чешской конституции, заплатит армии новобранцев и компенсирует все его расходы, то тогда подумает об отречении [305] . Это было не только непослушание, но и вызов всем германским князьям. Они еще в Мюльхаузе не объявили противозаконным захват чешской короны. Сомневаясь в правильности их суждения, Фридрих дал понять, что император вынудил князей так поступить либо подкупил. До конца жизни Фридрих заявлял, что не нарушил мир в империи и восстал не против императора, а против эрцгерцога Австрии. Это убеждение лежало в основе всей его политики, и он считал себя законным королем Богемии, подвергшимся вероломному нападению как в самой Богемии, так и на своих землях.
305
Ibid., II, р. 444.