Трилогия «Планета свиней»

Волжский Максим

– Всё верно говоришь. То самое дело. Но Шульц не виновен в смерти напарника, – зарычал Гомвуль.

– Не сужу я, брат… не обвиняю, – успокаивал друга Зубов. – Я придерживаюсь только официальной точки зрения. За архивами, за учебником повторяю.

– Вечно всё путают эти бумагомаратели. Несправедливо его отстранили – я тебя уверяю! Да и жаль старика. Выгнали его из полиции, как кота помойного. Теперь живёт в хибаре: ни детей, ни друзей, ни денег. Свинье такого не пожелаешь.

Зубов очень хотел поймать чёрного кота. А Гомвуль спал и видел, как хватает Шмаля за шкирку и бросает его за решётку. И в конце-то концов, это их работа ловить преступников! Правда не всегда хватало

времени на выполнение намеченных задач; что-то всегда отвлекало – то пьянки, то перекуры, то бабёнки смазливые.

Но вдруг Гомвуль вспомнил старого Шульца. Свежий взгляд пенсионера с громадным опытом оперативной работы, как глоток холодного пива с утра – он или бодрит, или выворачивает наизнанку – до тошноты и полного тазика пахучих кислот и желчных пузырей.

– Ладно, поехали к твоему Шульцу. Была не была! Авось подскажет старик, как изловить Шмаля и прочих злодеев, – наконец-то, решился Стас Зубов.

***

В предместьях Якутска, в посёлке Жатай – на отшибе, где нет дорог и только разрушенные временем бараки – доживал свой век старый волк. Комнатка у него была маленькая, неуютная, совсем без мебели. Ночами Шульц спал на рваном матрасе, а днём топил печку-буржуйку, чтобы не околеть окончательно. К нему не захаживали соседи, не навещали бывшие коллеги. Даже человеческие дети, самые любопытные существа на земле никогда не приближались к его домику. Весной, когда наступало половодье, никто не спрашивал, как живётся волку по колено в холодной воде, будто все забыли о нём или хуже того – все ждут, когда он уйдёт в мир гибридных духов и вечного покоя.

Шульцу была положена хорошая пенсия, и мог бы он перебраться в город, но обида за минутную трусость призывала его каяться в одиночестве. Все деньги волк переводил в фонд помощи полицейским, оставляя себе лишь малые крохи, чтобы лапы не протянуть. Он обрёк себя стать отшельником, смиренно неся собственное наказание, не ожидая прощения от себя самого.

Напарник его погиб, а он остался среди живых, чтобы остаток лет изматывать себя воспоминаниями. Вина Шульца состояла лишь в том, что зашёл он ни в ту дверь. Никто не знает, что случилось в том доме, но рвануло так сильно, что волка выбросило в окно, а вот тело напарника, Романа Бескровного – так и не нашли.

Затем был госпиталь, сложное лечение и долгие разбирательства. Комиссия Шульца не обвиняла, но каждый встреченный полицейских шептал за волчьей спиной: «Это тот трус, это Шульц. Это из-за него погиб человек».

Волка отправили на пенсию, хотя он мог бы ещё приносить пользу, потому что опытом обладал уникальным. Первую осень, кто-то навещал его; приезжал на машине или на мотоцикле и спрашивал: «Как дела старина? Как ты поживаешь? Может быть, тебе нужна наша помощь?»

Но прошла зима, и его забыли. Возможно, Гомвуль был последним из гибридов, кто ещё помнил Шульца. Потому у дверей покосившегося барака стояли только двое: волк и человек.

Надежды на добрый совет, что тепла в якутском январе, но всё-таки парни верили: старый не потерял хватку цепкого шпика и обязательно им подскажет.

– Вот он идёт, – завилял хвостом Гомвуль.

Последнюю ночь подморозило. Тонкой корочкой сверкала наледь. Сгорбившись, к полицейским приближался плохо одетый и скрюченный в знак вопроса волк. На нём драный ватник, останки штанов из протёртой джинсы, на лапах резиновые калоши. Его ватник давно потерял все пуговицы. Потому Шульц подпоясался солдатским ремнём – ещё тем, со звездой на пряжке. Грудь волка была открыта. Когда-то пышная с коричневым оттенком шерсть, покрылась сединой. Волчьи усы обвисли, словно обмороженные, а глаза устало смотрели на гостей.

– Здравия желаю, товарищ

майор! – поздоровался Гомвуль.

Старик ответил причмокиванием и водил носом, изучая парней.

– Нам нужна твоя помощь, Шульц, – не откладывая разговор, сказал Зубов.

– Вот и пригодился. Но я знал, что вы всё-таки придёте ко мне, – тихо заговорил волк. – Знал и ждал, потому что у меня есть вот это…

Он показал весь поцарапанный телефон, с паутиной трещин на экране.

– Меня звать лейтенант Гомвуль. А это капитан Стас Зубов. Мы расследуем убийство тигра…

– Которого из них? – перебил старый волк. – Того, что подстрелили на перекрёстке или второго – убитого в «Молоке»? Что-то подсказывает мне, что вы, парни, отчаянные неудачники. Особенно ты, Стас. Ты только выглядишь бодро. А на самом деле, мечтаешь убраться из полиции при первой же возможности.

Зубов был не согласен с Шульцем. Но он лишь пожал плечами. Спорить со старым не было ни малейшей охоты. Хотя волк был недалёк от истины.

Ещё в школе юстиции Стас слышал историю о погибшем полицейском из людей и его гибридном напарнике. Он прекрасно запомнил этот урок. Ему пришлось притворяться, будто у него отшибло память.

Учебные классы, в которых воспитывались будущие сыскари, делились на человеческие и антропоморфные. Людям разъясняли ошибку Романа Бескровного, как величайшую из глупостей, которую может совершить человек. Потому что человеческая жизнь бесценна, неповторима и божественно уникальна.

Курсантов из людей учили любить себя, ценить себя и ставить во главу угла свою жизнь, а не жизнь гибридного напарника и тем более гражданских. Нельзя рисковать собой, пытаясь задержать даже самого жуткого преступника. Нельзя лезть на рожон и быть на пике опасности. А Роман Бескровный совершил непростительную ошибку, войдя в дом первым – и первым открыв дверь. Но человека нельзя винить. Тем более мёртвого человека. О погибшем либо хорошо, либо тишина и покой. Люди неподсудны и невозможно их упрекать и уличать в грехах и огрехах. А следовательно, виноваты все, кроме самих людей. Потому крайним после смерти Романа Бескровного оказался антропоморфный напарник.

– У меня были отличные учителя. Один из них, это ты Шульц, – сказал Зубов. – Я не обижаюсь на рык твоей старой глотки и не собираюсь ворошить прошлое. Я предлагаю тебе, избегать острых сравнений и не делать преждевременных выводов. Нам нужен лишь твой совет, потому что я и мой напарник шкурой чувствуем – быть большой беде в нашей столице. И бежать из Якутска нам некуда.

Старый зарычал, но получился лишь кашель больного бронхитом.

– Настоящая шкура есть только у моего глупого собрата. А у тебя, человек, хитрые мысли и желание прокатиться верхом, ну хотя бы один кружок вокруг рабочего стола, вот на этой лошадке, – Шульц ткнул пальцем в сторону Гомвуля. – Зубов, ты рассказал своему напарнику, откуда в тебе сила волчьей стаи и как ты сдерживаешь её?

Стас даже опешил. Пенсионер, живущий как последний бродяга, всё знает о препарате «Вар-250»?

– Ты слишком разговорчив для полицейского… а Гомвуль мне больше, чем брат. У меня нет от него секретов.

Гомвулю давно было известно о лекарстве от «ярости» – из кого оно варилось и почему оно так необходимо напарнику. Стас в подробностях, ничего не скрывая, рассказал волку о фабриках и фронтовых рефрижераторах. Держать в неведении друга, это подло по отношению к тому, с кем рискуешь под пулями каждый день. Но узнав правду, Гомвуль лишь ещё глубже проникся уважением к Стасу. Зубов не болтун, не монстр – он титан… он кремень!.. и вера в него безгранична! Люди самые непонятные существа на планете – и самые великие – почти как боги.