Трин
Шрифт:
– Разумеется, – Андрей взял протянутые Ярославом бумаги и положил их на столик рядом с блокнотом.
Ярослав улыбнулся. На этот раз улыбка получилась искренней.
– Наверное, обычно начинают с рассказа о детских годах, – Ярослав кивнул на диктофон, показывая, что можно его включать, – но, думаю, что это пока мы оставим. Как и ту причину, по которой я решился на столь откровенное интервью. Мне советовали сходить вместо этого к психологу, но я им не доверяю. Не хочу, чтобы у меня в мозгах кто-то копался. Хочу сам предоставлять почву для размышлений. Ты меня
– Пожалуй, да. Позволь, я помогу? Я читал некоторые твои интервью перед встречей, и заметил, что ты нигде не упоминаешь о том, как смог столь быстро занять пост главы компании.
– Всем это интересно. Впрочем, хорошо, я готов начать разговор. Скоро мы до этого доберемся. Знакомо ли тебе чувство, когда домой возвращаться не хочется?
Ярослав смотрел Андрею в глаза, словно давая понять, что на этот вопрос ожидает услышать искренний ответ. Андрей отвел взгляд и посмотрел в окно, где снова валил снег.
– Разве только в школьное время, после того, как получил двойку.
– Я думал, что ты из тех, кто учился только на «отлично».
– Это ошибочное предположение многих. То, что я стал журналистом сейчас, не означает, что я любил писать сочинения в школе. Да и многое из классики я не прочел. Но, кажется, разговор не обо мне?
Странно улыбнувшись, Ярослав повторил вопрос:
– Так все-таки, было время, когда ты совершенно не хотел идти домой?
– Как-то я крепко поссорился с родителями. Они заметили, что я курил. Скандал, пыль до потолка, и все подобное. Я убежал на улицу и гулял до самой темноты. Но быстро пришел к выводу, что дома с родителями все-таки лучше, нежели бомжевать на улице. Опять-таки, мне было лет двенадцать. Я замерз и проголодался – это два главных фактора для возвращения.
– Меня вовсе не тянуло… хм… домой.
Знаешь, еду у меня никогда не отбирали. Завтрак, обед, ужин – все это было. Но растущему организму постоянно требовалось еще. К тому же я, в отличие от тебя, все свое время в определенный период жизни, проводил на улице. Большую его часть.
Друзей не было. Грустно, когда ребенок остро чувствует одиночество. Но, наверное, тогда я не задумывался насчет этого. Я просто слонялся по городу, одолеваемый голодом и думал о том, как побыстрее убить время до следующего приема пищи. Я настолько хотел есть, что осенью обрывал ягоды рябины в парке и жевал их. Набирал себе столько, сколько могло вместиться в руки, садился на ближайшую скамейку и ел кисло-горькие ягоды. Отбирал еду у птиц, знаешь ли.
И однажды встретил его. Мальчика, примерно моего возраста. Он выглядел не многим лучше. В старой одежде, с расцарапанной щекой и грязью под ногтями. Такой же, как я. Но с одним отличием. Предо мной лежали ягоды рябины, а рядом с ним стояла коробка с заварными пирожными. И я так смотрел на эти пирожные, что, кажется, позабыл обо всем на свете. Представлял, как откусываю хрустящее тесто и облизываю нежный белковый крем. В тот момент я бы отдал что угодно за один кусочек сласти!
Мальчик перехватил мой взгляд.
– Хочешь, поделюсь?
– Мне нечего дать тебе взамен.
– Можешь угостить меня ягодами.
– Что стоит тебе сорвать их на ближайшем дереве?
– Ничего. Равно как и тебе принять от меня угощение.
Мальчик с коробкой пирожных пересел на мою скамейку и протянул коробку. Наверное, я мог бы еще попытаться быть вежливым и позволить ему уговаривать меня еще, но слюна уже заполнила мой рот. И все, что я мог – это впиться зубами в заварное пирожное.
Сейчас я могу позволить себе купить любую сладость в мире. Даже торт с настоящим золотом. Или шоколад, чей вкус сравнивают с божественным откровением. Но вкуснее того пирожного, клянусь тебе, ничего не было и не будет.
– Меня Егор зовут, – сказал мальчик.
Я назвал свое имя. Впрочем, с набитым ртом, уверен, это звучало смешно.
– Ты можешь съесть столько, сколько хочешь. Коробка большая, а я не жадный.
Вскоре коробка опустела. А я впервые за долгое время чувствовал себя сытым.
После этого Егор достал две трубочки, сделанные их шариковых ручек, и из них, используя в качестве патронов мою рябину, мы стали стрелять по птицам.
Весь этот день мы провели вместе, слоняясь по городу. И договорились встретиться завтра на том же месте.
– Значит, у тебя появился друг?
Ярослав кивнул.
– Детям проще заводить знакомства. Не могу представить, чтобы я сейчас так легко мог подсесть к любому парню в парке и предложить пирожные. Вообрази, что обо мне подумают. В лучшем случае, что я – гей.
Детская непосредственность – одна из самых удивительных вещей. Почему-то есть уверенность в том, что знаешь, как нужно жить и что ты добьешься всего, чего захочешь. Что это все знакомые работают на заводах и в офисах, а только я молодец, добьюсь всего. С возрастом уверенность теряется.
– Но ведь ты добился?
– Мне повезло.
– Это старая сказка. Так говорят все миллионеры.
– Когда ты узнаешь мою историю целиком, поймешь, что я ни капли не лукавлю.
На чем я остановился? Мы встретились с Егором на следующий день в парке, словно старые друзья. На этот раз я принес две черствые булочки – все, чем я мог отблагодарить за вчерашнее угощение. Но голодные мальчишки и их съели с удовольствием. Крошками мы накормили воробьев – искупая вчерашний обстрел рябиной.
Мы стали гулять каждый день. Некоторое время, впрочем, Егор относился ко мне с опаской, словно решая, можно ли доверять. И в один день сказал:
– Хочешь, чтобы пирожные были у тебя каждый день?
– Кто же откажется от такого?
– Я могу научить тебя их добывать.
– Ты крадешь в кондитерской?
– Нет. Я ворую деньги из карманов прохожих.
Так легко признался, словно в этом не было ничего зазорного, или плохого. Как будто каждый ребенок занимается этим вкупе с игрой в машинки и лепкой из пластилина. Ни один взрослый не сможет никогда признаться «я ворую деньги». Разве что в суде, но и это с корыстной целью получить срок меньше. Впрочем, я вновь отвлекся.