Тринадцать полнолуний
Шрифт:
— В том-то и дело, я ведь его не вижу, — озадаченно сказал Гарни, — мне надо кое-что проверить. Нам действительно, надо находиться всегда рядом. Стараясь придать своему голосу незаинтересованное звучание, Гарни попросил графиню отыскать тот набросок, о котором она говорила. Когда он был найден, по дрогнувшим рукам Альэры, он понял, что лицо, изображённое на рисунке, ей знакомо. Альэра, подняв на него глаза, выражающие крайнее удивление, подтвердила его догадку кивком головы.
Следующие несколько дней графиня и слуги были удивленны таким обстоятельством: Гарни и Альэра, держась за руки, бродили по дому, выходили в сад и даже ночью не расходились по своим комнатам, просиживая возле камина до утра. Графиня недоумевала: «что это с ними? Странно, весьма странно».
Старания Гарни и Альэры,
— Вот он, — прошептала Альэра и Гарни почувствовал, как напряглась её рука.
Проследив за её взглядом, он повернулся, но… ничего не увидел. Видя выражение его лица, Альэра ещё сильнее сжала его руку.
— Неужели ты не видишь? Что же делать?!
Гарни закрыл глаза, сосредоточился на точке в середине своего лба и, мысленно произнося какие-то фразы, чудом рождаемые его подсознанием, почувствовал, как в руках появилось знакомое тепло, почти жар, и разлилось по всему телу. Он ощутил себя вне физического тела и понял, что астральное вышло наружу. «Сколь необходимо мне сейчас встретиться с Юлианом-Руденом» промелькнуло в его сознание и сразу раздался знакомый голос.
— Вы удивительно настойчивы, мой мальчик. Что ж, я здесь и готов выслушать ваш вопрос.
Астрал Юлиана-Рудена появился из матового сумрака и вот они уже оба стояли на морском берегу.
— Что вас встревожило? — спросил старый садовник.
— Альэра видит призрака, а я никак не могу настоиться на него, — с досадой сказал Гарни, — но если она его видит, значит, я тоже могу?
— Несомненно, только надо включит тайное зрение.
Руден-Юлиан стоял, сложив руки за спиной.
— Вы словно скрываетесь от меня, — с тонким налётом обиды, сказал Гарни, — разве моё общество столь утомительно для вас?
— Отнюдь, но вам нужна передышка перед самым важным делом всех ваших жизней, — садовник улыбнулся, — знания и умение не покинуло вас, это всего лишь возможность без лени всколыхнуть память и вывернуть наружу всё, что было пройдено. Вы уже не нуждаетесь в моём неусыпном контроле. У вас были видения ваших жизней и это главное. — Но я практически ничего не помню!
— Ошибаетесь, новые впечатления лишь отодвинули на задний план прожитое, но это не значит, что оно ускользнуло от вас. Важно нестолько сознание, как подсознание, а в нём, уверяю вас, многое отложилось.
— Охотно поверил бы вам, но неужели в моих прежних воплощениях я никогда не сталкивался с призраками? Я прекрасно помню о том, как видел призраков в жизни Генри, легко и свободно общался с ними, а сейчас ничего не получается.
— Дело в том, что их низший уровень вам уже не интересен, поэтому это умение притупилось.
— Неверно, сейчас я хочу его увидеть, ибо хочу узнать историю его жизни, — Гарни несогласно тряхнул головой, — как вообще происходит так, что они, призраки, существуют и что служит причиной их состояния. Я совершенно ничего не помню.
В голосе Гарни было столько досады, что Руден— Юлиан состроил соответстующую мину и на своём лице.
— Друг мой, ну что ж вы расстроились, разве можно так досадовать? Я отвечу на ваши вопросы, только смените своё огорчение на более приятные эмоции. Вы ничего не утратили, вспомните, как увидели призрак девушки в придорожной гостинице?
— И правда, но это получилось как-то само собой, ах да, я приложил медальон ко лбу и тут же увидел её.
— Да, кстати, о медальоне, вынужден вас предостеречь, хотя… нет, я не имею права да и смысла, уже всё случилось так, как случилось. Так вот, о призраках. Видеть призраков, что это — игра воспалённого воображения или дефект психологической системы человека? Я размышляю так. Преждевременная смерть, насильственная или несправедливая по мнению усопшего, отягащённая привязанностью к земному бытию и служит поводом для скитаний меж пространствами. Сильный эмоциональный всплеск этих чувств и не даёт душе перейти к месту назначения после смерти биологического тела. Психологическая агония оставляет душу на грани миров и времён. «Чёрный шум» так называется эта обитель. Только сама матушка-природа, по своим, неизвестным нам причинам, может одарить некоторых живых слышать нижним слухом призыв и разговор мёртвых, а так же видеть призрак умершего своим третим глазом (т. е психологической энергией) Многие одарённые люди сначала пугаются своему новому, непонятному умению, считая, что это в своём роде наказание за совершённые грехи. На самом деле всё не так страшно. Просто смотрители и союзники из других миров находят среди людей помощников для того, чтобы облегчить страдания душам, затерявшимся в промежутке двух миров. — Ну чтобы выбранные не пугались, надо их как-то подготавливать к этому, — предположил Гарни.
— Ох, мой мальчик, если терять время сначала на подготовку, а потом на обучение, можно опоздать с конкретной помощью, — развёл руки в стороны Руден, — да и время в другом измерении существует по другим законам. Сначала даётся дар, что-то вроде проверки на смелость, а потом приходит время разъяснений, если человек выдержал первую атаку и не забился в конвульсии страха.
— А не кажется ли это слишком жестоким?
— Нет и ещё раз нет, — садовник резко махнул рукой, словно отрубил сомнения Гарни, — только так и не иначе. Совершенство души только так и проверяется, без всяких подготовок. Выдержавшие испытания становятся настоящими помощниками и проводниками, их уже не тяготит эта ноша, а становится самым настоящим даром. Что может быть лучше, чем почувствовать себя причастным к облегчению судеб несчастных скитальцев? Но есть и исключения, насильно заставлять стать проводником никто не будет, если человек, обладающий даром, чувствует страх и панику, его оставляют в покое, это говорит о том, что данный человек не готов. Может в другой жизни, в другом воплощение, избранник созреет для этой миссии, тогда его снова подвергнут испытанию. Для призраков время не имеет значения, ибо их существование протекает в безвременном пространстве. Им, несчастным, остаётся только ждать и надеяться на то, что проводник, в конце концов, найдётся. Почему господь так распорядился с их судьбами — мне неведомо, даже в моём состоянии сознания. Надеюсь, я это узнаю. А пока, мой друг, судя по всему, вам предстоит стать одним из помощников провидения. Помогите нуждающемуся в вашей помощи.
— Конечно я готов, лишь бы мне хватило знаний и таланта, — согласно кивнул Гарни.
— Вот и прекрасно, — Руден-Юлиан улыбнулся и растаял в туманном сумраке.
Когда Гарни открыл глаза, то даже вздрогнул, так неожиданно было это зрелище. В лёгком, мерцающе-матовом облаке, возле дерева стоял мужчина неопределённого возраста, так как черты его лица еле уловимо менялись от юношеских до стариковских.
— Что вам угодно, сударь? Скажите, чем мы можем вам помочь?
— Слишком мало времени, и кажется, уже никто не в силах освободить меня от мучительного существования, — не открывая рта, произнёс мужчина.
— Раз вы ещё здесь, я думаю, мы сможем успеть, — подбадривая, сказал Гарни.
Ответ Гарни звучал так же мысленно, как и речь мужчины. «Интересно, Альэра слышит о чём мы говорим?» промелькнуло в его голове. И как ответ, Альэра присоединилась к их разговору на том же, мысленном уровне:
— Что с вами произошло? Почему вы скитаетесь неприкаянным?
— Я-чудовище, не внешне, а внутренне, — на лице призрака появилось выражение отвращения к самому себе, — чудовище, которое не имеет права на прощение ни среди людей, ни в самом высшем суде. Я творил столько горя и несчастья тем, кто находился рядом, что мой нынешний удел — закономерная расплата. Кто бы вы не были, я не прошу помощи, мне хотелось излить свою тоску, вернее, не тоску, а горечь сожаления.
— Но что послужило причиной вашему нынешнему положению?
Гарни задал вопрос, хотя перед его глазами уже промелькнули картины жизни этого неприкаянного странника безвременья, но ему хотелось, чтобы тот сам рассказал свою историю. И призрак начал вспоминать.
— Я долгое время, всю свою жизнь испытывал бога на терпение по отношению к моей персоне. Его терпение кончилось, когда я совершил чудовищный поступок и свёл в могилу несчастную женщину и её, ещё не родившегося, ребёнка. Мне не кого винить, кроме самого себя. Я был воплощением всех смертных грехов и теперь, влача жалкое существование на границе миров, я не надеюсь на прощение и сочувствие.