Тринадцать ведьм
Шрифт:
– Спасибо, что пришли, ребята! Наши все в Малом зале.
Они вошли в Малый зал. Гомон стих, все с любопытством уставились на Монаха. Артистов было человек сорок, они занимали первые ряды. Горели неяркие боковые бра, создавая эффект грота; было холодно и пахло кладовкой.
– Господа, позвольте представить нашего гостя, Монахова Олега Христофоровича, экстрасенса, целителя, парапсихолога и путешественника.
По залу пробежал шумок; народ привстал, чтобы рассмотреть Монаха.
– Экстрасенса и парапсихолога! – с нажимом повторил Вербицкий. –
Раздались жидкие аплодисменты; кто-то фыркнул. Добродеев поклонился, прижав руки к сердцу.
– Будет допрос третьей степени? – брякнул мужчина с бородой, сидевший на первом ряду. – Пара-психологическое давление на свидетелей?
Артисты захихикали.
– Арик, заткнись! – зашипел сосед мужчины с бородой, тощий парень в зеленом свитере.
– Ребята, ведите себя прилично! – одернула их хорошенькая девушка в норковой шубке, накинутой на плечи.
– Ляля Бо! – шепнул Добродеев на ухо Монаху, расплываясь в улыбке. – Инженю!
– Объясняю еще раз! – повысил голос Вербицкий. – Господин Монахов проведет…
– …сеанс одновременной игры в великого детектива Ниро Вульфа! – заявил неугомонный с бородой.
Артисты снова захихикали. Виталий Вербицкий поднял руку, призывая к порядку.
– Позвольте мне, – сказал Монах, выступая вперед.
Он уселся на край сцены напротив аудитории, поставил рядом торбу из «Магнолии».
– А что у вас в сумочке? – спросил тощий в зеленом свитере. – Орудия пытки?
– Сейчас расскажу, – сказал благодушно Монах.
– Кто вы вообще такой? – пискнул кто-то из глубины зала.
– Меня зовут Олег Монахов…
– Христофорович ваш псевдоним?
– Нет, Христофором звали его папу!
– А фамилия Колумб?
Монах рассматривал зал, сохраняя на лице самое благодушное выражение. Шумок постепенно стих, записные шутники исчерпались; напоследок Ляля Бо восторженно выдохнула:
– Держит паузу!
Монах сунул руку в торбу. Тишина наступила такая, что стало слышно, как тонко, по-комариному, звенит крайний от сцены светильник. Монах подумал, что светильник точно так звенел и в прошлый раз…
Взгляды всех были прикованы к торбе в его руках. Монах не торопясь, вытащил из торбы литровую бутыль «Абсолюта» и пакет с пластиковыми стаканчиками.
– Ни фига себе! Водяра! – восхитился тощий в зеленом свитере.
– Заряжать будет!
Монах поднялся, расчесал бороду пятерней и сказал негромко:
– Господа, я хочу помянуть вашего собрата, замечательного артиста, прекрасного человека и верного друга Петра Звягильского. Я не имел чести знать его лично, но много о нем слышал. Трагическая его смерть загадочна, мистична, если хотите, и ни у кого нет точного ответа на вопрос, что это было.
– Самовозгорание! Я читал! – выкрикнул Арик.
– Возможно, господа, возможно. Но ведь возможно и другое…
– Что?
– А вот об этом мы с вами поговорим после… – Монах кивнул на
Захлопали сиденья, народ стал подтягиваться к сцене.
– Правильный чувак, – прошептал Вербицкий сидевшему рядом Леше Добродееву. – Как он их уделал!
– А то! – отозвался Добродеев, поднимаясь. – Ты его еще не знаешь, он настоящий волхв. Пошли, примем за упокой Пети.
Вербицкий несколько удивился, но отнес «волхва» за счет излишней эмоциональности журналиста. Он и сам часто ляпал несусветное ради красного словца, и ляпы его не лезли ни в какие ворота. Но, не поверив, тем не менее стал присматриваться к Монаху.
Они подошли к сцене, и Монах протянул им стаканчики с водкой.
– Мир праху твоему, Петя! – сказал Вербицкий, задрав голову к потолку. – Ты был нашим товарищем, ты был лицедеем, ты привык к сцене и славе, ты жил в пестром мире балагана. И смерть твоя была такой же яркой и балаганной, как и жизнь – в свете софитов, на публике… о чем еще может мечтать артист? Мы не забудем тебя, Петя! И ты нас не забывай, прилетай в гости. За Петю Звягильского!
– Господа, а теперь к делу! – начал Монах, когда поминальная церемония завершилась. – Смерть вашего друга была, увы, не самовозгоранием, как вы решили. Он был убит коварно и с особой жестокостью, и одно лишь утешает – Петр Звягильский умер не мучительной смертью в огне, а от обширного инфаркта…
В зале поднялся шум. Артисты вскакивали с мест, все кричали одновременно…
Монах вытянул вперед руки, призывая к тишине.
– Мы не знаем, кто это сделал, господа, но знаем, что не бывает идеальных преступлений и преступник всегда оставляет следы. И вот эти следы мы с вами сегодня и попытаемся найти. Гипнотизировать и ковыряться в вашем подсознании я не буду, мы просто поговорим. Вы люди взрослые и ответственные…
Вербицкий хмыкнул.
– …и я уверен, что вы понимаете всю серьезность нашего форума. Меня интересует любая мелочь, любое, самое незначительное происшествие в тот роковой день. Меня интересует все, что показалось вам необычным, малейшее отклонение от рутины, опоздания, неизвестные лица или известные, но не там, где должны были находиться, необычное поведение любого работника театра, словом, все. Не бойтесь показаться смешными, высказывайте все, что придет в голову, каким бы нелепым это вам ни казалось. Я уверен, в каждом театре есть какие-то ритуалы, обычаи, приветствия и приколы… мне нужно все.
Минуту в зале царила мертвая тишина, артисты переваривали слова Монаха, а потом началось!
– У меня в гримерке перегорела лампочка! – закричала Ляля Бо.
– Я не мог открыть дверь в подсобку! Что-то в замке заело!
– Исчез компакт с музыкальным сопровождением, пришлось срочно искать дубликат!
– Электрик напился и уснул в гардеробе!
– Кто-то повесил черный бант на мое платье! – заявила басом средних лет дама. – Я играла леди Макбет. И я знаю, кто этот шутник.