Тринадцать ведьм
Шрифт:
– Говорят, сгорает.
– Что значит, говорят? Ты же видел!
– Я-то видел, но трудно сказать, что именно. Актер вдруг загорелся…
– Петя Звягильский! Бывал у меня, вон на фотке, – Митрич махнул рукой в сторону фотографий на стене. – С автографом. Царствие ему небесное. Нормальный мужик был. Бедняга! Аж не верится… Олежка, а может, шаровая молния?
– Нет, Митрич. Не молния. Там работают криминалисты, пока ничего не известно. Нас продержали в театре два часа, допрашивали, что да как. Сейчас подгребет Леша Добродеев, может, чего просочилось. У него везде свои люди.
– А отчего оно бывает, это самовозгорание?
Монах пожал плечами:
– Мнения на сей
– Леша! – закричал вдруг Митрич. – Леша пришел!
Журналист Алексей Добродеев неторопливо подошел, уселся. Лицо его было мрачным.
– Ну что, Леша? Что нового? – нетерпеливо спросил Митрич. – Что-нибудь уже известно?
– Ну, кое-что… есть предположения, – сказал Добродеев загадочно.
– Какие? – спросил Митрич, умирая от любопытства.
– Ну… – Добродеев, напуская туману, пошевелил пальцами.
– Это белый фосфор? – спросил Монах.
– Откуда ты знаешь? – остолбенел Добродеев.
– Не вижу другого объяснения, Леша. Белый фосфор на воздухе самопроизвольно воспламеняется, поэтому его хранят в определенных жидкостях. Например в сероуглероде. Когда жидкость испаряется, фосфор вспыхивает. Это элементарно доказывается, мы, помню, валяли дурака на уроках химии в старших классах, воспламеняли свечу. Ничего другого я себе не могу представить. Я прав?
– Ты, Христофорыч, всегда прав, – разочарованно сказал Добродеев.
– Ты же сказал, самовозгорание! – напомнил Митрич. – Тогда… что же это получается? Его облили этой жидкостью?
– Я предположил, чисто гипотетически. Но я не верю в самовозгорание, Митрич. Думаю, его облили этой жидкостью, а когда она испарилась, он загорелся.
– То есть это… что? Убийство? Господи! – Митрич перекрестился.
– Как ты догадался? – спросил Добродеев.
– Я не догадался, я с самого начала предположил. Самовозгорание, в которое я не верю, или фосфор. Больше ничего путного я не придумал.
– И ничего не сказал!
– Нужно было подумать, Леша, я ведь мог ошибаться.
– А где его взять, этот сероуглерод? – спросил Митрич.
– Да где угодно. Можно даже получить в домашних условиях – пары серы пропускаются через раскаленные угли, но это трудоемкий процесс. Тем более он ядовитый. В Интернете даже картинка есть, как построить перегонный аппарат. Но лично я купил бы, чтобы не заморачиваться. В аптеке должны продавать. Кстати, это хороший растворитель.
– В аптеке?
– В аптеке. Знающие люди говорят, сероуглеродом можно лечить алкоголизм. Но побочные эффекты таковы, что лично я продолжал бы пить.
– А фосфор?
– Набери в Интернете «купить фосфор» и получишь. Было бы желание, Митрич, сам знаешь.
…Олег Христофорович Монахов, Монах для близких и друзей, был необычной личностью. Даже внешность у него была необычной. Он был толст, большеголов, с длинными русыми волосами, скрученными в узел на затылке, и рыжей окладистой бородой. С голубыми пытливыми глазами, которые видели собеседника насквозь. Бабульки крестились при виде Монаха, принимая за служителя культа, а он серьезно кивал и осенял их мановением длани. Весь его облик излучал такое вселенское спокойствие и безмятежность, что всякому хотелось его потрогать в надежде, что и на него перейдет кусочек благости.
В свое время он практиковал как экстрасенс
Почему был, спросите вы? Почему в прошлом времени? Да по одной-единственной причине – Монах склонен к перемене мест, он бродяга по натуре, он счастлив, когда топает куда-то вдаль с неподъемным рюкзаком за плечами. И рано или поздно в его жизни наступает момент, когда он все бросает – и жен, и насиженное место, и друзей, и летит «за туманом и за запахом тайги» на Алтай, в Монголию или в Непал.
И там, затерявшись в непроходимых дебрях, сидит неподвижно на большом валуне, смотрит на заснеженные горные пики и любуется цветущими белыми и красными олеандрами; в прищуренных его глазах отражается серебряный рассвет. Безмятежность, покой, сложенные на коленях руки… Он похож на Будду.
Бродит по бездорожью, спит в палатке под развесистым кедром или орешником, варит на костре пойманную рыбу, а то и добытого некрупного зверя, погружен в разные интересные мысли. Там классно думается, под развесистым кедром, – ни тебе голосящего мобильника, ни Интернета, ни скайпа, ни докучливого трепливого соседа, ни надоевших звуков цивилизации. Думается о чем, спросите вы? Да мало ли! О судьбах мира, загадках истории, физических парадоксах вроде путешествий во времени и версиях о происхождении человека. Неважно о чем. Можно еще попытаться доказать мысленно теорему какого-нибудь выдающегося математика, до сих пор никем не доказанную. Круг интересов Монаха глобален. Он смотрит на огонь и выстраивает свои мысли в некий логический ряд, пытаясь уразуметь, с нетерпением ожидая пронзительного чувства озарения. Пошумливают верхушки деревьев, всплескивает ручей, посверкивают низкие большие звезды, и воздух хрустально прозрачен, холоден и чист; Монах размышляет. Он уравновешен с окружающей средой – наверное, это называется счастьем.
Он понимает в травах, ему сварить снадобье раз плюнуть. Он чувствует, что нужно смешать… и куда намазать, и сколько принять внутрь, чтобы не простудиться. И спишь после них как младенец, и видишь сны. Правда, потом их трудно, почти невозможно вспомнить – только и остается чувство, что обмыслилась и доказалась некая суперзадача, а вот какая – увы. Зато наутро принявший накануне индивидуум свеж и бодр, мыслительные шестеренки крутятся будь здоров, мысль бежит вприпрыжку, голова варит и всякая проблема, непосильная вчера, разрешается на счет раз-два. И никакого похмельного синдрома.
Иногда, очень редко правда, Монах видит картинки. Всего два раза в жизни, если быть честным. Один раз он увидел себя, вынесенного волнами на берег, бездыханного, разбитого о камни. Это случилось за пару минут примерно до того, как он сунулся форсировать вброд незнакомую речонку. Картинка была настолько жизненна, что он сразу поверил, так как считает себя волхвом и ясновидящим и убежден, что открыто ему нечто, скрытое за семью печатями. Во второй раз он увидел бездыханное тело старой дамы с распущенными седыми волосами и, по его собственным словам, чуть не помер со страху. Ну, да это долгая история, о ней как-нибудь в другой раз [2] .
2
Читайте об этом в романе И. Бачинской «Конец земной истории».