Тринадцатая ночь
Шрифт:
— Я хочу помочь вашему городу, — возразил я.
К нам подбежал епископ, все еще украшенный фальшивой бородкой. Он схватил Перуна за руку. Капитан развернулся и оттолкнул его, поначалу не узнав в таком обличье. Потом он признал епископа и начал извиняться.
— Собор! — простонал епископ. — Спасите собор!
Занавес, изображавший рай, оторвался от креплений и, полыхая, грозно парил в воздухе, словно ангел мести. Он опустился на леса, пристроенные к фасаду собора. Снег не выпадал уже со дня святого Стефана, и поэтому перекрытия лесов и холсты давно пересохли. Они быстро задымились и вспыхнули.
Перун
— Раз уж вы хотите помочь нашему городу, то следуйте за мной, — с какой-то горькой усмешкой сказал он.
Вытащив меч, капитан побежал к лесам и начал забираться на них, не обращая внимания на разгорающееся пламя.
И я, как дурак, бросился за ним.
— Надеюсь, вы не боитесь высоты, — проревел он. — Нам придется забраться на самый верх и обрубить холсты. Если повезет, мы спасем эту громадину.
Я полез следом за ним. Высота-то меня не беспокоила. Но пламя ползло за мной по пятам.
Забравшись на самый верх, Перун начал рубить узлы, крепящие полотнища к лесам. Добежав до другого конца фасада, я занялся тем же. Когда мы встретились посередине, верхний ряд полотнищ уже слетел на землю, и двое стражников оттаскивали их подальше от ступеней. Нам предстояло пройтись еще по пяти этажам, а средний ряд уже был объят огнем.
— Пошевеливайтесь, — приказал капитан, но меня не нужно было подгонять.
Ухватившись за поперечную балку, я спрыгнул на следующий уровень. Рубить узлы оказалось трудно, это отнимало много времени, поэтому я стал просто рассекать полотнища рядом с местами креплений. Не зря все-таки мне пришлось таскать этот меч, подумал я. Задыхаясь от дыма, я быстро обмотал лицо шарфом, чтобы выиграть дополнительное время. Второй ряд рухнул на землю. Несмотря на мороз, я вспотел, как в пекарне.
Мы спустились на следующий, уже загоревшийся уровень лесов. До земли было еще метров десять. Я разглядел за городскими стенами очертания «Элефанта» и дальних причалов.
— Как же мы спустимся, если они сгорят? — крикнул я Перуну, пока мы пробирались к середине.
— Думаю, мгновенно, — ответил он. — Бегите, если хотите!
Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я набросился на эти полотнища с яростью, подобной которой не испытывал уже много лет. Никакой пощады этим вражеским проискам! Языки пламени подбирались к моим сапогам, так что либо я одолею их, либо стану обуглившейся закуской для ворон. Ногам становилось все жарче. Глянув вниз, я заметил, что пламя достигло дощатого настила подо мной и он начал дымиться. Из дыма показалась рука Перуна и схватила меня железной хваткой. Он отволок меня на безопасный пока участок.
— На холсты уже нет времени, — решил он. — Давайте рубить сами леса. Когда доберетесь до конца, прыгайте вниз.
Я набросился на веревки, которыми деревянная конструкция крепилась к фасаду собора, а капитан орудовал в дыму и пламени на другом конце, с легкостью расправляясь с тонкими перекладинами. Покончив с последним креплением, я соскользнул по ближайшей стойке вниз на ступени. Когда Перун тоже спрыгнул на ступени, я крикнул стражникам, чтобы они зацепили леса баграми, а сам начал подталкивать их с другой стороны. Покачнувшаяся махина начала медленно заваливаться и наконец рухнула горящей грудой рядом со ступенями, придавив одного из стражников. Его мучительные вопли терзали наш слух, пока товарищам не удалось освободить его из-под горящих обломков. Незащищенное лицо бедняги сильно обгорело.
О господи, подумал я. Ради спасения храма мы только что рисковали жизнью.
Епископ стоял на безопасном расстоянии и, проливая слезы, взирал на место своего будущего могущества. Я оглянулся, чтобы оценить, насколько пострадал фасад. Могло быть и хуже. Кое-где слегка почернел мрамор, и от жара потрескался строительный раствор.
— Ужасно, просто ужасно, — стонал епископ.
Я посмотрел на него, потом на обгоревшего стражника, которого уже уносили приятели, и оставил епископские стенания без внимания.
На площади вновь начали собираться люди, молчаливо оценивая нанесенный пожаром ущерб. Прижавшись друг к другу, плакали Адам и Ева. Маски были сброшены, музыкальные инструменты умолкли. И тут очередной жуткий крик прорезал воздух.
— Убийцы! — крикнул сэр Эндрю.
Он, пошатываясь, плелся в нашу сторону, неся на руках безжизненное тело Луция. Мальчик сильно обгорел, его лицо было едва узнаваемо, но не огонь стал причиной смерти. Из залитой кровью груди торчала рукоятка кинжала.
— Трусливые негодяи! — воскликнул сэр Эндрю. — Кто же из вас решился на такое? — Он рухнул на кучу обломков рядом с обугленной грудой, бывшей недавно адскими вратами. — Он же еще ребенок, — прошептал он, покачивая несчастного на руках.
Перун опустился перед ними на колени, вытащил кинжал из груди мальчика и осмотрел его. Потом он направился ко мне.
Я оцепенел. Кто мог ожидать подобного? Прибежала плачущая женщина и припала к груди Луция. Вероятно, его мать. Я вновь посмотрел на мальчика, и последний кусочек этой картинки-загадки встал на свое место.
— Я полагаю, что кто-то убил мальчика и подложил туда зажигательную смесь, ставшую причиной пожара, — сказал Перун.
Усталый до изнеможения, с почерневшим от копоти лицом, он как-то сразу постарел.
— Похоже на то.
Он холодно глянул на меня.
— Меня уже не особо волнует, на кого вы работаете, — сказал он. — Двенадцать дней пролетели, а с ними закончилась ваша неприкосновенность. Мы сразимся с вами завтра же.
— Дайте еще один день, и вы будете полностью удовлетворены, — попросил я. — Ведь вы обязаны мне за то, что я помогал вам.
Он обозрел сцену трагедии. Над пепелищем еще поднимался дым, кричал обгоревший стражник. Мать Луция, епископ и сэр Эндрю рыдали, горюя каждый о своем. Капитан вдруг усмехнулся с неожиданным добродушием.
— Почему бы нет? — сказал он. — Это ничего не изменит. Еще один день жизни, купец. Насладись ею, если сможешь.
Глава 16
Mes meuz vaut apert folie ke trop coverte felonie.
(Но откровенная глупость гораздо лучше скрытного злодейства.).
Один из самых крепких слуг дворца подпирал стену около спальни Бобо и, пользуясь случаем, чистил длинным ножом ногти. Я приветливо кивнул ему, но он не заметил меня, поглощенный обработкой своих кутикул. Нырнув в дверной проем, я быстро прошептал: