Тринадцатая ночь
Шрифт:
— Ваш немецкий язык очень хорош, государь, — заметил я в ходе партии. — Должно быть, у вашей матушки способности к языкам.
— А вы знакомы с моей матерью? — спросил он.
— Нас лишь представили друг другу, — сказал я. — Но ее прекрасные способности к языкам широко известны. Ага, я понимаю, что вы задумали.
— Но сможете ли вы выпутаться из этого? — ликующе сказал Марк.
Я внимательно изучил ситуацию и протянул ему руку.
— Мастерская игра, государь.
Он пожал мне руку, но не отпустил ее, а слегка
— Вы очень добры, — прошептал мальчик. — Вы позволили мне выиграть гораздо более тонко, чем тот шут сегодня днем. А теперь давайте сыграем по-настоящему. И не волнуйтесь. Если вы выиграете у меня, я обещаю, что не прикажу обезглавить вас.
Я усмехнулся.
— Теперь моя очередь играть белыми.
Мы вновь расставили фигуры и начали новую партию. Мальчик отлично играл и умудрился вскоре лишить меня всех преимуществ, которые давал мне цвет моих фигур. В конце концов дело кончилось ничьей.
— Вот это уже интереснее, — заявил Марк. — Мне не хочется, чтобы со мной обходились с таким большим почтением.
— Боюсь, это неизбежно. Пока вы не подрастете и не утвердитесь в своих желаниях, люди будут относиться к вам с настороженностью.
— Может быть, мне уже пора заявить о своих желаниях, — задумчиво сказал он, откинувшись на спинку кресла.
Я пожал плечами. Юноша печально посмотрел на доску.
— Это подарок отца, — сказал он. — Он привез эти шахматы из крестового похода.
— Он недавно покинул вас, не так ли?
— Да. И покинул навсегда. Слишком рано я потерял отца. Мне пока вовсе не хочется быть герцогом.
— Мои соболезнования, государь. Мне совершенно нечем вас утешить, разве что тем, что такой человек определенно отправился на небеса. Вспоминайте с благодарностью те годы, что вы провели вместе с ним. Вспоминайте из них все самое лучшее, когда вам будет особенно не хватать его.
— Однажды он взял меня с собой в Венецию, — оживляясь, сказал Марк. — А потом в Рим. До этого я ни разу не был за морем. Мы побывали там повсюду. Я даже познакомился с Его Святейшеством!
— А подумайте о том, скольким детям ни разу не удалось отправиться в путешествие со своими отцами. Мой отец странствовал по земле в поисках пряностей, и его походы затягивались на годы. Вы, наверное, провели больше времени с отцом за свою короткую жизнь, чем я — за мою долгую…
— Это правда, — сказал он и зевнул, вновь вдруг став похожим на обычного мальчишку. — Мне нужно отдохнуть. Я стараюсь накопить побольше сил, чтобы мне разрешили выступить в рождественской мистерии.
Я встал и поклонился.
— Мне хочется поблагодарить вас за щедрое гостеприимство, государь.
— За это вам, вероятно, следует поблагодарить матушку, — сказал он. — Подозреваю, что она все это подстроила. Но я ужасно доволен. Получил в качестве рождественских подарков шута и шахматиста. Доброй ночи, герр Октавий.
— Государь, — промолвил я, с поклоном выходя из зала.
— Вы очень добры к нему, — прошептала Виола.
Я заметил во время нашей игры, как она проходила мимо зала, и подозревал, что она наблюдала за всей интермедией.
— Он хороший мальчик, — сказал я.
— А вы хороший шахматист. Вы ведь специально свели к ничьей вторую партию, не так ли?
— Признаю.
— Однако во второй раз он не понял, что вы поддались. В вас больше граней, чем в бриллианте, Фесте. У вас есть свои дети?
Видимо, мое лицо вдруг стало совсем отчужденным, поскольку она мгновенно пошла на попятную.
— Извините, — сказала она. — Я не собиралась совать нос не в свои дела. Просто я вдруг поняла, что почти ничего не знаю о вас.
— Так и должно быть, герцогиня, — весело сказал я.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, так не должно быть. Вы пришли помочь нам, когда вас позвали. Вы не обязаны были приходить, но пришли.
— Я должен был прийти. Другого выбора не было.
— Это очень важно. Когда все неприятности закончатся, мы сядем и спокойно обо всем поговорим. Может быть, сыграем в шахматы. И пожалуйста, Фесте, не поддавайтесь, когда мы будем играть.
— Сударыня, — кланяясь, сказал я.
Она слегка коснулась рукой моей щеки, повернулась и ушла.
Каково, а? Может ли герцогиня смотреть на шута? Или любить кошку?
Утром я устремился к тому единственному созданию, которое по-настоящему понимало меня, — к Зевсу. Я накормил его, и мы выехали из города через северо-западные ворота. Оглянувшись, я заметил, что Перун стоит на городской стене, наблюдая за мной. Он помахал мне рукой. Я ответил тем же. Мне вдруг подумалось, что у меня осталось всего два дня до поединка с капитаном.
Зевс, как обычно, резво взбирался на гору, но странно замедлил шаг, приблизившись к тому месту, где тропа сворачивала к скалам. Однако я направил его дальше, прямо по дороге. При въезде в лес он, казалось, занервничал. И я едва ли мог винить его. Я и сам нервничал.
Пустив Зевса шагом, я продолжил мои поиски. Дорога была достаточно широкой для проезда большой подводы, хотя никто здесь в последнее время не проезжал, насколько я мог судить по следам. Меня удивило, что Перун не высылает сюда своих солдат, но, возможно, зимой он ограничивал поднадзорную территорию городскими стенами. Только дурак отправится в путешествие в такую холодину, и защиты он может ждать лишь от одного Господа, поскольку едва ли получит ее со стороны Перуна. Солнце стояло над восточным хребтом, и косые лучи света пронизывали кроны деревьев. Поднялся слабый ветерок, но его дуновение скрадывали заросли кустарника и вечнозеленых деревьев. Следы на дороге отлично сохранились, лучшего не пожелал бы никакой охотник.