Тринадцатая редакция. Найти и исполнить

Лукас Ольга

– Отлично придумано. Разведчики рвут задницу на британский флаг, бегают по городу с высунутым языком, притаскивают контакты, а великий Техник им и говорит: это у вас не настоящий носитель, а иллюзорный. Выкиньте его в помойку и проваливайте с глаз моих! – свирепо произнёс Лёва.

– Понимаю твою печаль, – наконец вмешался Даниил Юрьевич. – Хочется, чтобы задолбались все, а выходит так, что задолбаешься только ты. Обидно, слов нет, но ты уверен, что Виталику стоит удалить его программу ради того, чтобы задолбались все и тебе не было так мучительно больно?

– Не

надо ничего удалять, – буркнул Лёва, – но могу я хотя бы сказать, что мне обидно? Наташка, кстати, тоже работает на износ, если вы не заметили.

– Да нет, да я могу… – испуганно глядя на Кастора, произнесла Наташа.

– А для Наташи вся эта история – отличная школа! – заявил тот. – Не придумать ничего лучше для начинающего, чем абсолютный, стопроцентный аврал вроде этого.

– К тому же, – добавил Даниил Юрьевич, – наш начинающий пока не знает другого режима работы.

– Да я справлюсь, я справлюсь! – пообещала Наташа.

– Ну что ж, детали вы, я думаю, сможете обговорить и без меня, – широко улыбнулся Кастор, – а мне пора. Кстати, Шурик, который скромно сидит там в углу и молчит, наверняка ничего вам не сказал.

– Что он ещё натворил? – строго посмотрел на Шурика Константин Петрович.

– Почему же сразу– натворил? – с вызовом спросил у него Денис. Коммерческий директор вызова не принял, слегка ссутулился и осторожно поглядел на Кастора.

– Ничего особенного, – пожал плечами Кастор. – Вчера вечером Шурик спас мир. Только и всего.

– Как это – спас? – удивился Лёва. – Как супермен?

– В детали мы вдаваться не будем, мне и так влетит от Троши за излишнюю, скажем так, разговорчивость. Но не мог же я утаить от вас такое.

– Извините за наглость! – поднял руку Виталик, и затараторил, чтобы его не успели остановить. – Вы вот так запросто Трофима Парфёновича уменьшительным именем называете, что у меня мурашки по коже, и, наверное, не у меня одного. Кажется, что за то, что мы слышим столь непочтительное обращение, он всех нас испепелит. Пожалейте бедных детей, пожалуйста!

– Это вы-то – дети? Это мы с Тро… с Трофимом Парфёновичем – дети. А вы вообще ещё зародыши. По зародышам мурашки не бегают.

– Кто-кто мы? – удивился Шурик.

– Зародыши. Заготовки для мунгов. Это мы с… ну, словом, наше поколение – дети малые. По сравнению с теми, кто шёл перед нами, разумеется. Они – то есть, наши могучие предшественники – ну, наверное, подготовишки. А те, кто перед ними, ой, вот тут уже я сам боюсь сфамильярничать, сами додумывайте.

– Ничего себе иерархия, – восхитился Константин Петрович. – Это сколько же нам расти до этой великой и ужасной четвёртой ступени?

– Почему только до четвёртой? Ступеней бесконечное множество, значит, и расти можно тоже бесконечно.

– Это да, – немного помедлив, кивнул Константин Петрович, – но есть же какой-нибудь потолок? На чём-то все останавливаются же, достигают какого-то запредельно-космического уровня мудрости, ну и, я не знаю, самосознания, что ли, – и останавливаются?

Кастор крайне скептически взглянул наверх:

– Это

здесь у вас – потолок. А ты на улицу попробуй выйти и взгляни на небо. Оно не заканчивается никогда.

Даниил Юрьевич улыбнулся каким-то своим мыслям, видимо вспоминая тот миг, когда он вырвался из ловушки собственного дома, в которую сам же себя и загнал, и почувствовал всю безграничность мира так, как может почувствовать только бестелесный и абсолютно свободный призрак. Остальные сотрудники Тринадцатой редакции, ещё не знакомые с этими ощущениями, попытались представить бесконечную лестницу взросления, которую им предстоит преодолеть. Лица у них сразу стали такими умными-умными, серьёзными-серьёзными – любо-дорого посмотреть.

Чтобы лишний раз не шокировать публику, Кастор попрощался с зародышами, вышел в приёмную, а исчез, уже только оказавшись на лестнице, без свидетелей.

Запродав в рабство лучшего друга, Джордж вызвал такси и вновь отправился в сторону Мутного дома. Нужно было вызволять Анну-Лизу – по его прикидкам, она уже выпила смертельную порцию спиртного, и это следовало прекратить, а то как бы международного скандала не вышло.

Он нашел её там же, где оставил, – за столиком в заурядной забегаловке, расположившейся в помещении некогда знаменитого на весь город ресторана «Квартира самурая». Нет, пожалуй, хватит уже об этом вспоминать, хватит травить душу, что было – то прошло. Точка. – О, Йоран вернулся! – воскликнула Анна-Лиза. – Ты слишком долго искал дорогу в туалет. Тут уже была ночь, и теперь тут снова день, а ты всё пропустил. Сядь и отдай всё должное, которое у тебя есть, этим напиткам.

– У меня есть идея получше, – жестом подзывая официанта, сказал Джордж. – Мы сейчас поедем домой. Там ты поспишь немного. Или много. А потом мы найдём твой джип, и ты спокойно поедешь к себе в Финляндию или куда захочешь.

– Я не хочу ехать! Я хочу ронять слёзы по невинно усопшему Димсу! Ты тоже мог бы заплакать о нём, ведь он был твоим другом!

– Не волнуйся за Маркина, с ним всё в порядке.

– Как это? – моментально протрезвела Анна-Лиза. – И где он сейчас?

– Они с Эрикссоном уехали куда-то, – не вдаваясь в подробности, махнул рукой Джордж. – Он жив-здоров, на куски его никто не резал и не собирается. Я тебе потом всё расскажу.

Анна-Лиза сжала кулаки. Хмель полностью выветрился из её головы. Димсу и Эрикссон уехали куда-то вдвоём. Похоже, это был экзамен, и она его не выдержала.

Димсу часто повторял, что он видит ситуацию на четыре хода вперёд – и подтверждал свои слова делом. Она же, Анна-Лиза Корхонен, дальше одного хода видеть не способна – никак у неё не получается сложить в голове несколько возможных способов развития ситуации так, чтобы вышла связная картина.

А вдруг вся эта история была проверкой на доверие, или на внимание, или на сообразительность? И учитель Эрикссон не умер – он просто договорился с Димсу и этим вот Йораном испытать её, а она попалась – глупо, как алчный носитель на ловко составленный договор.