Тринадцатая рота (Часть 2)
Шрифт:
Заказчик достал из бокового кармана фуфайки набитый деньгами бумажник.
– Сколь прикажете?
– Пустяк, любезнейший. У нас могилы очень дешевы. За вашего покойника как налог за двух собак.
– Пятьдесят рублей, значит?
– Совершенно верно. Имею честь получить наличными. Можно и натурой. Салом, мясом, мукой...
Заказчик отсчитал деньги. Цаплин сунул их в сейф, стоявший за спиной, элегантно поклонился:
– С прискорбием, до свидания.
У столика появился новый заказчик - толстая молодящаяся дама лет пятидесяти пяти с черной вуалью, приспущенной с темно-синей шляпы на плечи тронутого молью и дурно пахнущего нафталином
– "Бюро свадеб и похорон" к вашим услугам, мадам, - чуть поклонясь, представился Цаплин.
– Что изволите заказать? Одиночную? Групповую?
– Кутю. Кутика моего убили, - захлюмала в хвост вуали дама.
– Племянничка. Наследничка золотого.
– Его чин, ранг, должность?
– Ах, не успел он, не успел получить ни чинов, ни рангов. Негласно при полиции состоял. Повышать его за старания хотели. Железный крест обещали... мне хорошую корову. И вот... Самого. Самого Кутеньку моего привезли вчера вместо коровы. Шесть пуль в голове. Одна в лопатке. Ах, Кутенька мой разнесчастный!
Цаплин покачал головой:
– Ай какая жестокость! Семь пуль в одного. Будто одной не хватило б...
Тетка сыщика Кути, приняв иронию за сочувствие, вздохнула:
– Ах, если б одна. Бог дал бы, выжил. Он таким сильным был, таким здоровым. В двух тюрьмах сидел и в двух руками выломал решетки. А какой умница был! Какой даровитый!
– Неужели? А-я-яй!
– закачал головой Цаплин.
– Ни столечки не вру, ваше сиятельство. Кутенька был необычайно талантлив. Он все схватывал на лету. Решительно все. За два месяца выучил двадцать семь немецких слов. Вы представляете? Двадцать семь!
– Да, да. Я понимаю, - поддакивал Цаплин, а сам, глядя на ошалевшую благодетельницу укокошенного Кути, думал: "Дура. Набитая мякинной трухой дура. Мешок бы тебе на голову, да в прорубь вслед за Кутей".
– А как он говорил по-немецки! Как говорил!
– заламывая в горе пальцы, продолжала рассказывать дама.
– Как скажет, бывало, "Брутер-мутер" или "Хынды хох!", так и хотелось воскликнуть: "Кутенька! Да тебе же только в Германии жить, в фюрерах ходить!" В кармане у него записку нашли. Завещание. Как чувствовал, что убьют. Просил, если что, похоронить по-церковному, с попом. А у вас в рекламе сказано, что "одиночек не отпеваем".
– Да, мадам, заявки на одиночек не принимаем, - подтвердил Цаплин.
– Ведем только оптовый отпев, всех сразу. Но ради вас, мадам, ради такого случая...
– Спасибо. Пардон. Битте-дритте вам, - подхватилась, кланяясь, дама.
– Мерси. Не стоит, мадам. Простите, вы не уплатили пошлину.
– Ах, извините. Забыла. В волнении.
– Дама щелкнула замком сумочки. Сколько я вам обязана?
– Недорого, мадам. Таких людей, как ваш Кутя, наша фирма отпевает дешево. Семьсот марок с протянутых ног.
Дама отсчитала деньги. Цаплин сунул их в сейф, поклонился:
– С прискорбием, до свидания. Пухом могила вашему племянничку, мадам.
В это время перед столиком уселся еще один претендент на дешевую могилу длинный, жилистый старик с холеным лицом, чисто выбритым и зашпаклеванным пудрой. На коленях он держал авоську, туго набитую рваными клочьями черного пальто.
– Чего изволите?
– обратился Цаплин.
– Я управляющий барона Брюнтера-Грюнтера, пан Спичка, - начал старик, зашпаклеванный пудрой.
– Точнее, покойного барона.
– Его длина, ширина?
– без лишних расспросов сразу же начал заполнять
– Тонкий, не слишком высокий. Аршина два с половиной, не более. Но, видите ли...
– Все видим, уважаемый, все понимаем. Он у вас убит, повешен, пристукнут или собственной смертью?
– Ни то, ни другое и ни третье.
– Простите, не понимаю.
– Дозвольте - объясню?
– Сделайте одолжение.
– С бароном произошла неслыханная, невероятная трагедия. Он погиб страшной, мучительной смертью.
– И какой же, осмелюсь вас спросить?
– Его, несчастного, заели кошки и собаки.
– Кошки и собаки? Да что вы говорите?! Это неслыханно. Ну, я понимаю - на барона напали волки, на худой конец голодные лисицы, но чтоб кошки...
– Да, но, к сожалению, это так, - вздохнул пан Спичка.
– Его именно загрызли эти мерзкие кошки и собаки. Цаплин весь подался вперед:
– И как же... как же это они его? При каких обстоятельствах случилась эта страшная трагедия?
– Видите ли, господин начальник, этой трагедии могло и не быть, если бы покойный барон не был таким упрямым. К тому ж еще и склероз. В последнее время барон часто забывался. То оставит в туалете подтяжку, то спутает декабрь с маем и выбежит на улицу, как малое дитя, раздетым... Но это к слову, так сказать, пролог к трагедии, а все началось с налога. По приезде в свое новое имение вздумалось барону собрать налог за кошек и собак. Пятнадцать рублей за кошку и двадцать пять - за собаку, а денег у жителей нет. А возможно, и саботажничали, не платили. И тогда барон приказал конфисковать у неплательщиков всех кошек и собак и не возвращать их до тех пор, пока не принесут налог. И вот в один прекрасный день на дворе барона появилось ни много ни мало, а триста двадцать кошек и четыреста семьдесят пять собак! Поднялся невообразимый лай и мяв. Собаки кинулись на кошек, кошки - на собак. Я заткнул уши ватой, упал на колени перед бароном: "Ваше благородие! Опомнитесь. Что вы делаете? Выпустите эту свору. Они погубят нас. Мы все сойдем с ума". Но где там. Барон и слушать не стал. Деньги занимали его. По пятнадцать рублей с кошки и двадцать пять с собаки. Он ждал плату два дня, три... а на четвертый, забыв, что во дворе доведенная до озверения свора, барон вышел на крыльцо - и конец. Царство ему небесное! Даже костей не собрали. Остались только вот клочья от пальто.
– Да-а, - произнес Цаплин.
– Вот это история! Из всех историй - история.
– Ах, и не говорите! Грустнее и глупее и быть не может. Принес вот клочья. Нельзя ли их отпеть? Вместо барона.
– Какой веры был ваш барон?
– Католической. С давних лет католик. Цаплин развел руками:
– С радостью бы отпели, но увы! У нас православный священник. Низко кланяюсь.
Пан Спичка, бережно неся останки пальто, вышел. Цаплин позвонил Гуляйбабке:
– Имею честь сообщить вам "горькую" новость: голодными кошками и собаками съеден его превосходительство барон Грюнтер-Брюнтер.
14. НОЧНЫЕ ТАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ, ИЛИ КАК ГУЛЯЙБАБКА ЗАКАЛЯЛ ПОЛИЦАЕВ
Мороз не играет в политику. Бродяга мороз нейтрален. Какое ему дело до того, что в снегах под Москвой замерзает по-летнему одетая армия фюрера, что каким-то курсантам-полицаям надо выходить в тонких шинелишках и хромовых сапогах в чистое поле на тактическое занятие. Он крепчает - и баста. Трещит в заборах, стенах домов - и крышка. А ночью под святую Николу так завернул, что окна гостиницы, где жил Гуляйбабка, покрылись вязью толщиной в палец.