Тринадцатая рота (Часть 2)
Шрифт:
Прохор тронул коней, но тут же натянул вожжи. К возку подбежал полицай в заячьей шапке и фуфайке с белой повязкой на рукаве, но без винтовки, а лишь с пистолетом на животе, видать, из младших командиров.
– Господин начальник! Дозвольте спросить.
– Разрешаю. Спросите, - смерив с ног до головы на диво смелого полицая, сказал Гуляйбабка и подумал:
"Экий фрукт! Спросил вроде бы робко, а смел, как волк".
– Не сочтите за трусость. Рад стараться!
– опять выпалил полицай в фуфайке.
–
– Будь я пророк, я прогрохотал бы вам с неба. Но я всего лишь преподаватель тактики, и посему извольте ждать. Фюрер выручит. Ау видер зейн!
Возок, взметнув вихрь пыли из-под конских копыт, рванулся с места, прочертил дугу перед цепью уложенной в снег полиции и растаял в завирушной ночи.
– Сдается мне, Сямен, обманят нас, не дадут нам по коню и коровке, повернул голову к лязгающему зубами соседу полицай, у которого под шинелью было одето что-то теплое.
– Пошел ты к чертям со своим конем и коровкой, - ответил сосед.
– Я промерз до костей и, если через час нас не поднимут, боюсь, что моей жинке придется искать другого Семку.
– Чего ж ты приехал без теплых вящей? Надоть было пододеть что-либо под шинелишку. А так, брат, дубу дашь, как пить дать. Где твой кожух?
– Был у меня овчинный кожух, да сплыл.
– Куда ж он делся?
– Майору Капутке приглянулся.
– А-а. Вон чево-о...
Разговор двух полицаев в темноте оборвался. Ветер, смешанный с сухим снегом, налетел с новой силой и тоскливо завыл в дулах винтовок. Но минут через пять - семь разговор возобновился.
– А как ты петришь, Сямен: подойдет к нам подкряпление ен нет?
– Какое подкрепление, долбня?
– Как "какое"? Да то, что господин с возка обисчал. Разви ты не слышал?
– Я не знаю, как тебя в полицию взяли, дубину такую. Да ведь это учеба, просто вводная такая. И вообще, пошел ты со своими дурацкими вопросами. Тебе хорошо, тепло. А мне греться надо, греться. Ты по-ни-маешь?
Молчание возвестило о том, что полицай-дубина все понял. Однако пролежал он так недолго. Черт, севший ему на язык, снова подмыл его на разговор.
– Сямен, а Сямен?
– Чего тебе?
– А как ты петришь: чем занят сийчас фюрер? Думает он об нас ен нет?
– У-у, дубина!
– проскрипел зубами Семен.
– Еще один вопрос, и я сдеру с тебя кожух, как волк шкуру с овечки. Вот тогда ты узнаешь, что тебе делать, чем заниматься. То ли греться, то ль тревожить болтовней соседа.
– Ну, ну! Чево ты. Я ж подушевно.
– Молчи.
– Ну, ну, не кричи. Не из пужливых.
– О-о, скотина, - простонал Семен.
– Жаль, что тебя конвоир не довел до дивизионного трибунала.
– Не больно жалкуй, а то и
Дубина, сбежавшая с поля боя и попавшая в полицию, демонстративно отвернулась. Вогнав в обойму пять холостых патронов, полицай начал пулять в белый свет, как в копейку. И в это время на него сзади налетел замерзающий Семен. Он схватил обладателя теплого кожуха за горло, но неудачно. Тот вывернулся и уцепился в горло Семена. Оба полицая, не сдаваясь, покатились под гору.
15. ГУЛЯЙБАБКА ПРОДОЛЖАЕТ ТАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ. СОГРЕВАЮЩЕЕ СРЕДСТВО ДЛЯ ЗАМЕРЗАЮЩИХ ПОЛИЦАЕВ.
Отлично выспавшись в теплом номере гостиницы и плотно позавтракав, Гуляйбабка в темную рань прибыл на ту самую высоту, где двенадцать часов тому назад "рота" курсантов-полицаев начала "сражение" с "партизанами".
"Сражение" все еще продолжалось. Полицаи, как и было приказано, лежали в снегу и стреляли в метель. Но выстрелов... Как они поредели за ночь! С вечера велась сплошная пальба, а к утру раздавались лишь одиночные хлопки.
– Где лейтенант Закукаречкин?
– спросил Гуляйбабка у полицая, лежавшего на левом фланге.
Полицай, натянувший на себя не то две, не то три шинели, увальнем подхватился со снега, вскинул руку к шапке:
– Смею доложить, они откукарекались!
– Что значит откукарекались? Докладывайте яснее.
– Смею доложить, они замерзли.
– Безобразие!
– закричал Гуляйбабка.
– Мокрые куры! Никакой закалки! Шелудивый поросенок и в Покровки замерз. Где помощник начальника курса?
– Смею доложить, и они.
– Что они?
– Они тоже изволили задубеть. Гуляйбабка обернулся к кучеру, надевающему попоны на взмыленных коней:
– Вы слышите, Прохор Силыч? Замерзли, мерзавцы. Не захотели фюреру служить.
– Как не чуять, сударь. Чую. Воля господня. Каждый избирает, что ему по душе. Взял и замерз.
– Я их изберу! Я им замерзну! Эй, ты! Куль в трех шинелях!
– Слушаюсь, ваш благородие!
– Принимай командование на себя.
– Рад стараться!
– После будешь стараться, а сейчас слушай приказ.
– Рад стараться!
– Поднять роту! Всех живых и мертвых в строй. Срок пять минут.
– Рад стараться!
– Ох, чует сердце, не к добру все это, - вздохнул Прохор, когда полицай в трех шинелях кинулся исполнять приказание.
– Не к добру вы затеяли с этой полицией, сударь.
– Поменьше охов, вздохов, Прохор Силыч. Солдат тот плох, который ох да ох! Не впервой заваривать кашу. Расхлебаемся.
– Воля ваша, сударь, - вздохнул Прохор, садясь на облучок.
– Только мой бы совет вам. Внять гласу пословицы: "Вовремя убраться - в выгоде остаться".
– Но есть и другие пословицы, Прохор Силыч.