Тринадцатый апостол
Шрифт:
— А чего объяснять-то, — буркнула Симакова. — Не знаю, как получилось. Я предохраняюсь обычно…
— Ну ладно, тогда послушаем адвоката.
Адвокат, а сегодня защищать выпало Абрамяну, прокашлялся и решительно начал:
— Господа присяжные заседатели! Посмотрите, какая красавица стоит перед нами! Имя у нее какое: Любовь! Глазки какие, губки какие, а грудь… — Абрамян аж зажмурился от восторга. — Жизнь бы отдал за такое чудо. И такая чудесная женщина занимается… Мне даже стыдно сказать, чем занимается…
Симакова зарделась. Семенов, едва сдерживая улыбку, перебил оратора:
— Тофик Назариевич, вы у нас сегодня
— А я и защищаю! Такая красавица, — Абрамян аж причмокнул, — такая красавица, а не замужем.
Он пощелкал клавишами компьютера, глянул в экран и продолжил:
—…а не замужем и одна двух детей растит. Дочка у нее умница, Оленькой зовут, хорошистка и в музыкальную школу ходит…
— И сынок Васенька, — перебил Абрамяна прокурор, — раззвездяй, хулиган и токсикоман с двумя десятками приводов за хулиганство и мелкие кражи…
— А что поделаешь? — запротестовал Абрамян. — Безотцовщина! Каково ей, такой красавице, одной двоих детей…
— А как другие! — заметил прокурор. — В России сейчас, по статистике, каждая четвертая мать — разведенка. Что, всем на панель идти? По моим данным, за последние полгода Любовь Петровна была четырежды принудительно трудоустроена. Вот справка: завод ЗИЛ, московское метро, суконная фабрика «Подмосковье», роддом №107. Отовсюду увольнялась или была уволена за прогулы. По месту жительства — разврат, пьянки зарегистрированы, за квартиру год не плачено, ну и прочее…
— Да, нехорошо, Любовь Петровна, — погрозил шлюхе пальцем Абрамян. — Но хочу обратить внимание присяжных на тот факт, что Симакова поддерживает материально и морально престарелую мать, к тому же она является донором, восемь раз сдавала кровь.
Прокурор пожал плечами.
— Ну что ж, — Семенов потер лысину, — ваше последнее слово, Любовь Петровна.
Симакова неожиданно затараторила:
— А че сразу «пьянки по месту жительства», а че сразу «разврат»… Я, может, отца детям искала. А мужики сейчас какие пошли? И в гости не придут, пока бутылку не поставишь. А на ЗИЛе меня железки таскать поставили. Все ногти пообломала, руки от масла и смазки хрен отмоешь. На фабрике от пыли у меня астма развивается, в метро сквозняки постоянные, а в роддоме… Крови я боюсь.
Симакова перевела дух и вдруг громко взвизгнула:
— И вообще, я больше не буду-у-у!
— Ну что ж, господа присяжные заседатели, — задумчиво сказал Семенов. — Думаю, тут все ясно. Проституция, паразитизм… Выносите вердикт.
Присяжные по очереди вставали и говорили одно слово: «Виновна».
— Так вот, Любовь Петровна, — громко и отчетливо выговаривая слова, произнес Семенов, — за антиобщественный образ жизни в условиях Чрезвычайного Положения мы лишаем вас московской прописки сроком на два года. Место вашей новой прописки — город Нерюнгри, место работы — угольный карьер. Не любите суконной пыли, придется вам привыкнуть к угольной. Но вы не переживайте. Там больница хорошая, там вас от болезней женских излечат, тогда, может, мужа себе нового найдете. Там мужчин холостых хватает. Но деньги за любовь они не платят…
— Козел лысый! — громко крикнула Любка.
— А за оскорбление суда пять суток отсидите в карцере, — деловито ответил Семенов, после чего нажал кнопку селектора. — Следующий…
— Ну что ж, коллеги, — Семенов взглянул на часы, — мы славно утром поработали, рассмотрено двадцать три дела, пора бы нам использовать отпущенное законом время на пополнение энергетических запасов организма, а попросту — пожрать. Сегодня, если мне не изменяет память, воскресенье и наш праздник. Как и весь простой народ, спецконтингент сегодня отдыхает — мы работаем, за что наши доблестные повара обещают порадовать господ присяжных заседателей праздничным обедом. То, что обед праздничный, подтверждают и запахи, доносящиеся со стороны вагона-ресторана. Так что предлагаю всем передвигаться от стола судебного к столу обеденному. Последнее — согласитесь, намного предпочтительнее первого. Я присоединюсь к вам чуть позднее, так что всем — приятного аппетита.
Апостолы, переговариваясь, двинулись в сторону трапезной, Семенов сделал пару распечаток на принтере и, уложив отпечатанные листы в карман, направился в «техвагон».
Глава 9
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
По традиции «вечеря» — ежедневная планерка господ присяжных заседателей — заканчивалась подведением итогов. Опять же по традиции итоги подводил старший из апостолов.
Семенов протер платочком намечавшуюся лысину, подвинул поближе блокнот и, сделав паузу, заговорил:
— Коллеги, я внимательно выслушал вас и благодарю за проделанную работу. Вы славно сегодня поработали, и, уверен, только благодаря этому день в Поездке выдался таким спокойным. Все высказанные сегодня вами рекомендации я полностью поддерживаю — оформляйте приказы. За исключением одного — если в бомжовских вагонах действительно появились вши — не откладывайте на утро — немедленно всех брить под машинку и в баню, всю одежду — на прожарку, матрасы отнять — на протравку.
Куратор «бомжовского» вагона Тофик Абрамян закивал головой и тут же начал быстро чиркать в планшетке.
— Поэтому вас, Абрамян, попрошу остаться. Также прошу задержаться старшего присяжного Стрельцова. По полученным мною оперативным данным, в курируемых вами вагонах сегодня ночью будет попытка проникновения в вагон… к Мариванне.
Апостолы дружно заржали. Семенов сам хмыкнул, но постарался сделать видимость серьезности:
— В смысле, в курируемые вами вагоны, Мария Ивановна. А потому прошу вас через полчаса ко мне в купе…
Естественно, что апостолы заржали еще громче…
— Стыдно, коллеги, — «засмущавшись», сказал Семенов, сам еле сдерживая смех. — Я же по работе Мариванну приглашаю, а вы… Стыдно…
Все апостолы знали, что Мариванну — Марию Ивановну Шанцеву — куда-либо «без работы» приглашать было более чем опасно. Эта в центнер весом русская красавица, мощная и грудастая, хохотушка и матерщинница, мастер спорта по «русской самообороне», поклялась до смерти оставаться верной мужу.
Семенов знал ее мужа. Маленького, лысенького, но удивительно обаятельного мужичка, всегда светящегося энергией, радостью, добром. Посмотреть на их прощание на перроне московского Сибирского вокзала собралась целая толпа. Как-то непроизвольно собралась, ибо посмотреть было на что: здоровенная такая «мама» с любовью и обожанием целовала прямо в лысинку маленького, ужасно симпатичного мужчину, нежно гладила его. Тот блаженно улыбался и тянулся поцеловать «мамку» в щечку. Он долго потом бежал по перрону вслед за Поездком, махал платочком и кричал: «Марусенька, лапочка, мы скоро встретимся, Марусенька, я приеду к тебе, лапочка»…