Тринадцатый Койот
Шрифт:
Он направился к нему.
Входной дверью служила простыня из сыромятной кожи, а на крыльце была вырезана пентаграмма. Он шагнул внутрь. Свет здесь был похож на свет факела Тиан, эфирное металлическое свечение, зеленое вместо лавандового, но источник его исходил не от огня, а от холодной плоти Джессамин Бессмертной. Она стояла перед ним, как статуя, одетая в платье, сшитое из загорелой плоти детей, заблудившихся в пещерах. Их лица смотрели без глаз, как гротескные маскарадные маски. Глаза Джессамин были запавшими на ее изможденном лице, высокие скулы выдавались вперед, зубы стерлись до половины их нормального размера. Когда она заговорила, ее вокал
“Седьмой”, - сказала она.
Гленн кивнул. “Я пришел во имя Первого”.
Ведьма протянула руки. “Джаспер воскрес”.
“Воскрес?”
“Еще не успокоился”.
Колдунья вышла вперед, и когда она подошла достаточно близко, Гленн смог разглядеть шрам от петли на ее шее, где она была повешена, но не умерла. В соответствии с законом того времени, она была освобождена. Это было одно из многих убийств, которые она пережила за эти годы, включая удары штыками, избиения дубинками и единственную пулю в затылок. Она исчезла в горах, так что толпа, разгневанная тем, что она сделала с местными детьми, не смогла выследить ее для линчевания. Они все еще не могли защитить ни одного детеныша, который осмеливался вторгаться на ее пустую землю.
“Джаспер мертв”, - сказала она ему. “Но магия? Бессмертный. Его сердце слишком порочно, чтобы умереть, как умирает человек.”
Гленн наклонился к ней. “Где?”
Джессамин Бессмертная, словно пар, пронеслась по однокомнатной лачуге, проплывая мимо стола из серы и стула из шкуры гремучей змеи, которые выходили в единственное окно. Ей нравилось наблюдать, нравилось ждать.
“Он путешествует в чужих руках”, - сказала она.
“Чьих?”
– Считается, что он врач... или ученый в некотором роде. Сейчас трудно сказать. Когда планеты не выровнены, послание становится запутанным, Седьмой.”
“Куда он его везет?”
“Это... не может быть известно”. Она провела рукой по столу, ее пальцы высохли, как мокрая бумага. “Но ты не единственный, кто ищет его”.
Челюсть Гленна сжалась.
“Есть еще один”, - сказала она. “И он тоже вулфен. Он тоже... койот.”
ГЛАВА XII
БИРН ПОЧУВСТВОВАЛ ТОШНОТУ В животе. Шахтерский городок Оникс-Бэнкс много лет пребывал в нищете, но теперь его опустошили не только экономические распри и болезни.
На улицах валялись окровавленные человеческие тела, застреленные, как бизоны, некоторые зарезанные, как ягнята. За пределами часовни монахиня лежала лицом вниз в грязи с проломленным черепом. Маленькие, сломленные дети были разбросаны вокруг нее в виде конфетти из запекшейся крови, которая почернела под солнцем. Плавильный цех был в огне, а из окна свисал мертвец, насаженный на осколки стекла. Рядом с тележкой, груженной рудой, лежал еще один человек, сложив на груди, как бревна, отрубленные конечности. Пожилая женщина лежала на боку на дорожке, позвоночник был виден там, где убийца содрал с ее спины куски кожи. В задней части ее черепа зияла дыра размером с кулак. Внутри он был выдолблен.
Бирн продолжал: Он проследовал по следу фургона к разрушенной палатке пробуждения, где были жестоко убиты прихожане и их лошади. От некоторых тел остались лишь пятна на траве. Он спешился и вошел в палатку, облако мух жужжало над рядами мертвецов. Здесь бойня была еще страшнее. На телах были следы когтей и укусов, и они были частично съедены.
Вольфен, подумал он. Компания вольфенов.
Он принюхался к гнилостному воздуху, уловив среди прочих феромоны Гленна Амарока и Веба Типтона. Старая компания Бирна действительно искала магию Джаспера, и они уже опередили его. Знали ли они, что нужно идти в Хоупс-Хилл? Знали ли они об очищенном кладбище, где Джаспер Терстон был похоронен все эти годы?
Он снова забрался в седло, и Бо зашагал вперед, лошадь была напугана присутствием убитых мулов и пони. Бирн щелкнул поводьями, и Бо поскакал галопом, копыта стучали по растительности, когда они набирали скорость. Заходящее солнце окрасило небо в ранний вечер. Бирн бежал от ужаса Оникс-Бэнкс, бродя по сельской местности, увядшей от прикосновения осени, когда некогда яркая листва стала темно-коричневой, как гроб, когда ноябрь подходил к концу. Когда в сгущающихся сумерках заискрились первые звезды, он пробирался через раскачивающееся нагорье, где лес расчищался и паслись неуклюжие тени. Стадо бизонов бродило по холму, их лохматые зимние шубы скрывали их в мягких объятиях ранней темноты, их рога и уши светились неземным лисьим огнем. Он подстрелил бы одного на ужин, но пробыл бы здесь только для того, чтобы поесть и дать отдых своей лошади, решив, что они будут скакать всю ночь.
Когда рассвело, Бирн заметил лагерь брезентовых вигвамов, их деревянные спицы тянулись к пурпурному небу. Одна из их дымовых заслонок открылась, и изнутри выглянуло лицо. Индейцы были слишком далеко, чтобы он мог угадать их племя, поэтому он подоткнул пальто, чтобы обнажить железо на бедре, на всякий случай, если оно ему понадобится. Его лошадь напряглась, и они перешли на рысь. Уши Бирна навострились, услышав звук раскачивающегося лука, стрелы, рассекающей воздух. Но никто не пришел. Проходя мимо, он обошел лагерь стороной.
Хотя они ступали тихо, он услышал их прежде, чем увидел. Он мог сказать, что они были индейцами, по тому, как они ехали на своих лошадях. Они были украшены шкурами бизонов, в каждой повязке было по одному перу. Один был пожилым мужчиной, обветренным, с волосами, такими же седыми, как и его зубы. Другая была скво-подросток с глубокими глазами и ожерельем из бус на шее.
Бирн учуял их запах.
Тогда он знал, что это племя смешанных браков шошонов и банноков, вероятно, вытесненных белыми с земель, более богатых водой. Змеиная война закончилась мирным договором, что дало Бирну надежду, что эти двое позволят полубелому пройти без каких-либо призывов к насилию. Когда они оказались на расстоянии шести футов друг от друга, Бирн и всадники остановились, но остались на своих лошадях. Мужчина сказал что-то на своем родном языке, и молодая женщина перевела на английский, насколько это было в ее силах.
“Отец, - обратилась она к Бирну, - он спрашивает, есть ли у тебя табак”.
Бирн медленно потянулся за своей пачкой "клин", чтобы не насторожить их, достал две сигары "Генри Клэй" и предложил их всадникам. Когда мужчина заговорил снова, его дочь перевела.
“Спасибо тебе, путник. Хорошим дымом нужно делиться”.
“Рад услужить”.
Бирн чиркнул спичкой и зажег их сигары, затем одну из своих. Мужчина заговорил со своей дочерью, но не сводил глаз с Бирна.
“У тебя бакенбарды”, - сказала девушка, глядя на его бакенбарды. “Отец сказал, что ты ходок по коже. Двигаешься сквозь ночь, как антилопа.”