Тринадцатый сын
Шрифт:
–Интересная метаморфоза! То говорит по-русски лучше, чем я, то ничего не понимает…
–Как долетели? – вновь на понятном Николаеву языке спросил водитель.
–Спасибо, хорошо. А как поживает господин Дитц? – Максим хитро прищурился.
Водитель снова перешел на немецкую речь.
–Да все он понимает! – раздраженно воскликнул подошедший, вымокший до нитки Артур, который слышал почти весь произошедший разговор. – Дурака включает, а потом гонит.
–Господа, прошу вас в машину, – невозмутимо предложил водитель. – Вас ждет отличный ужин. Господин Кремер для вас лично заказал три комфортабельных номера-люкс.
Максим округлил глаза:
–Кто такой господин Кремер!?
Мужчина раскрыл над Николаевым зонт и снова затараторил по-немецки.
–Что-то мне все это не нравится, – шепнул Артур Виктории на ухо. – Да ты на шефа посмотри. Я никогда не видел его таким растерянным!
–Господа, идемте! Вам необходимо хорошо отдохнуть перед завтрашними переговорами. Выбросьте из головы все свои проблемы. Как вы, русские, говорите, – водитель улыбнулся нижней половиной лица Николаеву, – будет день – будет и пища!..
Глава 4
Церковь св. Покрова стояла возле въезда в местечко Гштадт, являвшегося одним из самых популярных горнолыжных курортов Швейцарии. Храм был православным. Еще в первой четверти двадцатого века его построили на собственные средства русские белоэмигранты. Основал храм бежавший из России митрополит Алексий. Сорок лет эту церковь посещали обосновавшиеся в Гштадте и его предместьях русские дворяне, помещики и фабриканты, доживавшие свой век в тихой и маленькой Швейцарии. Особо ценившие службы, проводимые в храме, за великолепное звучание хора и прекрасную акустику, люди приезжали сюда даже из Цюриха и Берна. Старожилы вспоминали, как однажды в этой церкви пел сам великий Шаляпин.
Однако, с годами храм св. Покрова начал хиреть. Внуки русских переселенцев не отличались особой набожностью и по этой причине заглядывали в церковь редко, посвящая все время бизнесу. Храм потерял свое былое великолепие. Редкий по слаженности хор разбежался. Внутреннее убранство ветшало, начала разрушаться кирпичная кладка стен.
И вот теперь позеленевшие купола церкви сиротливо глядели на скоростную автостраду, соединявшую Цюрих с Гштадтом, и по которой жаждущие острых ощущений господа мчались на своих эксклюзивных машинах к заснеженным вершинам Альп.
Последние восемь лет настоятелем в храме служил отец Михаил – нелюдимый мрачный пятидесятилетний священник, по слухам приходившийся дальним родственником митрополиту Алексию.
С появлением отца Михаила церковные службы в храме вообще стали редкостью. Прихожан он не жаловал, а двери его церкви почти всегда были на замке. Поговаривали, что отец Михаил тайно и много пил. По этой причине священника, якобы, лишили прихода в одном из крупных городов и сослали сюда…
Старенький малинового цвета «Ситроен» свернул с автомагистрали на пыльную дорогу и, проехав метров пятьсот, остановился у покосившейся церковной ограды. Из него вылезла благообразная старушка, накинула на голову черный шелковый платок, взглянув на икону, темневшую над дверями храма, перекрестилась и, опираясь о перила, поднялась на высокое крыльцо. Старушка дернула на себя металлическое кольцо, но сероватая узорчатая дверь не поддалась. Дама вынула из сумочки зонт и принялась решительно и громко колотить в дверь его металлической рукояткой.
Несколько минут никаких шевелений внутри храма не угадывалось. Затем послышался скрежет засова, и в образовавшемся узком и темном проеме возникло напуганное лицо священника. Старушка принялась отвешивать поклоны и мелко креститься.
–В храме идет ремонт. Сегодня службы не будет, – на французском, скороговоркой выпалил батюшка, прикрывая дверь.
Старушка уперлась сухонькой ручонкой, усыпанной перстнями и браслетами, в косяк и запричитала по-русски:
–Отец Михаил, помогите! Сегодня сорок дней, как внучок мой, ангелочек, преставился. Свечечку за упокой его безгрешной души поставить хочу. Да акафист заказать. В округе других православных церквей нет, а в Цюрих ехать далеко, не по моим летам. Не откажите! Век благодарна буду!
Поморщившись, священник кивнул:
–Заходите…
Радостная дама впорхнула под мрачные своды церкви и с любопытством огляделась. Свечи в лампадах перед иконами не горели, в закопченных углах трепыхалась серая паутина. На отце Михаиле вместо рясы был старый клетчатый пиджак с оттопыренными карманами и черные, вздувшиеся на коленях джинсы.
–А где же тут ремонт? – удивленно спросила старуха, не находя внутри храма никаких признаков ведущихся работ, и видя одно лишь запустение.
Батюшка смутился и что-то путано пробормотал.
Дама скользнула взглядом по отцу Михаилу и к своему ужасу вдруг заметила выглядывавшее из-под пиджака остроконечное лезвие кинжала. Растерявшаяся прихожанка открыла рот. Несмотря на толстый слой пудры на ее лице, священник увидел, как дама побледнела. Он торопливо одернул полу пиджака и спросил:
–Как имя?
Старушка непонимающе заморгала:
–Какое имя? Чье имя?
–Внука вашего как звали?
–Ми… Митенька, – заикаясь, выговорила она.
–Идемте со мной, – сказал отец Михаил, разворачиваясь к алтарю.
Старушка покосилась на топорщившуюся полу пиджака и стала отступать к выходу, испуганно лопоча:
–Спасибо. Я передумала… В другой раз…
–Но, куда же вы, мадам! – протянул подрагивающую руку отец Михаил. – Чего вы испугались? Вы все не так поняли!..
Старушка, тем временем, переступила через порог церкви и опрометью бросилась к автомобилю. Через пару минут лишь пыль, витавшая в воздухе, напоминала о нем, да о напуганной женщине…
Влетев на своем допотопном «Ситроене» в Гштадт, пожилая дама прямиком направилась в местный комиссариат полиции. Отыскав дежурного детектива, она принялась с дрожью в высоком надтреснутом голосе и страхом в блеклых, но ярко подведенных глазах рассказывать об ужасах, увиденных ею в храме св. Покрова. Будучи женщиной в летах, одинокой и обуреваемой всевозможными фобиями – от страха быть изнасилованной в собственной спальне, до боязни практически неизбежной участи погибнуть под ржавым лезвием тесака маньяка – она с каждой минутой своего повествования все более приукрашивала увиденное. Она нашпиговывала свежие воспоминания такими деталями, от которых у начинающего сыщика волосы наверняка бы встали дыбом. Под конец старушка договорилась до того, что она, будто бы, перед тем, как попасть в церковь, слышала в ней душераздирающие крики, а, войдя, собственными глазами видела пятна свежей крови на пиджаке отца Михаила. Да и кинжал к моменту ее появления он успел вытереть оторванным от рясы куском материи. А еще, когда она вошла во внутрь храма, ее поразил смрадный запах – это она помнила точно, так как знает, какие ароматы обычно витают в православных церквях.