Тринадцатый сын
Шрифт:
Двенадцатый шел, не отводя цепкого взгляда от спины своего ведущего, повторяя все колебания его сухопарой фигуры. Ему казалось, что он и дышит в такт легким старика. Это обстоятельство придавало парню новые силы. Еще же он помнил, что во внутреннем кармане его пиджака лежала книга, подаренная стариком, и прочитанная им уже трижды. По прибытии в город Двенадцатый намеревался в очередной раз открыть ее выцветшие страницы. И эта мысль гасила периодически вспыхивавшую боль.
Железнодорожное полотно начало уходить влево, огибая плотную стену хвойного леса. Сбоку от насыпи возник потрескавшийся деревянный столб, который венчал белый металлический квадрат с черными цифрами «252». Впереди показался серый кирпичный домик, за которым торчала вздыбленная бело-красная рука шлагбаума. Метрах в ста от домика две женщины, затянутые в желтые куртки и голубые платки, неспешно выкашивали густую высокую траву, облеплявшую игрушечный домик и наползавшую на насыпь. Вернее, косила одна – низкорослая и коренастая с красным рябым лицом. Вторая, что была помоложе, стояла, опершись на черенок косы, и задумчиво глядела себе под ноги.
Поравнявшись с женщинами, старик громко спросил:
–Далеко ли до города?
Косившая смахнула с рябого лица капли пота вместе с налипшим гнусом и, сплюнув в траву вязкую слюну, язвительно заметила:
–Во-первых, здрасьте! У нас тут так принято! А, далеко ли до города? – это смотря как добираться. Если на дрезине, то минут тридцать, а ежели на своих двоих – часа за три-четыре управитесь.
По женщине было видно, что, несмотря на внешнее раздражение, ей хотелось поболтать с путешественниками. Она аккуратно положила инструмент в траву и, подперев полные складчатые бока руками, уставилась на старика.
–Чего босиком-то? – удивилась она. – Ноги что ли казенные?
Старик промолчал и взглянул на Двенадцатого. Они спустились с откоса. Парень нагнулся. Поднял косу и, легко размахивая ею, пошел вдоль насыпи к асфальтовой ленте переезда.
–Зачем это? Чего это он!? Не надо, мы сами управимся! – засуетилась женщина, комично жестикулируя. – Катька! – окликнула она задумчивую подругу. – Какого хрена ты столбом стоишь! Скажи хоть что ни будь!..
Старик ухватил своей широкой ладонью женщину за запястье и, сжав его, проговорил спокойным властным голосом:
–Так нужно. В этом ведь ничего плохого нет…
Катька, наконец, вышла из оцепенения и подняла голову. Старик увидел красивое молодое лицо с глазами полными грусти. Эти глаза смотрели вслед удалявшемуся Двенадцатому.
–Хорошо идет! – шепотом пробормотала она.
–Вечно у тебя одно на уме! – толкнула Катьку в округлое бедро рябая женщина. – Прости, Господи!
Старик раскрыл кожаный саквояж, вытащил оттуда щетку и принялся старательно соскабливать ею пыль с плаща.
–Почему не поездом добираетесь? – полюбопытствовала женщина. – Денег нет? Вроде приличные люди. Не бичи какие-нибудь.
–Нам так удобнее, – скупо бросил старик, усердно работая над рукавом, на котором темнело пятно засохшей грязи.
–Что не поездом – это вы зря, – со вздохом заметила собеседница. – В трех километрах отсюда река протекает. Через нее перекинут железнодорожный мост. Так вот вас на него не пустят. Там охрана. Это ведь стратегический объект! – многозначительно подняла она указательный палец.
–Какой объект? – переспросил старик, не отрываясь от своего занятия.
–Стра-те-ги-чес-кий! – ударила по каждому слогу женщина.
Старик пожал плечами, убрал щетку в саквояж и, щелкнув замками, сказал:
–Вот и все.
В воздухе отчетливо и терпко пахло потом и свежескошенной травой. За спиной ряболицей женщины бесшумно возник Двенадцатый. Он устало стянул с себя мокрую футболку и принялся неспешно обтирать ею блестевшее под лучами солнца мускулистое тело. Катька зачарованно уставилась на обнаженный торс парня. Ее подруга обернулась и ахнула:
–Неужто управился!
Парень молча кивнул.
–Ну, ты и шустер! – хлопнула себя по мясистым ляжкам женщина. – Мы бы до самого вечера горбатились. Спасибо тебе, добрая душа!
–Пойдемте, чайку попьем, – подала томный голос Катька.
Рябая встрепенулась, сообразив, что незнакомцев следует отблагодарить, и поддержала Екатерину:
–И то верно! У меня еще и самогон есть. Идемте в дом!
Двенадцатый вопросительно посмотрел на старика. После секундного бессловесного диалога они направились к дощатому некрашеному крыльцу. Екатерина просияла лицом, ожила и, проскользнув в дом прямо перед носом у гостей, призывно загремела посудой. Рябая насмешливо хмыкнула и, впуская в узкий темный коридор мужчин, наконец представилась:
–Меня Ангелиной зовут. А она – Екатерина. Напарницы мы – наперсницы. Уже пять лет, как в этой дыре…
–Присаживайтесь, – пригласила вошедших Катька за небогатый стол, на котором кроме огромной сковороды с остывающей жареной картошкой, графина с мутной белесой жидкостью, двух очищенных луковиц, да горки нарезанного домашнего хлеба ничего не было.
Старик вновь взглянул на Екатерину. Та успела переодеться в короткое ситцевое платьице, распустила длинные каштановые волосы, а на шею набросила тонкое жемчужное ожерельице. Старик усмехнулся одними глазами и сел на стул. Ангелина живо разлила по рюмкам самогон и уже собралась сказать что-нибудь банальное в качестве тоста, как вдруг вспомнила:
–А вас-то как величать?
Старик распрямился, хрустнув костями, и, подумав недолго, ответил:
–Зовите меня отец. А его, – он обернулся к парню, уставившемуся в пустую тарелку, – а его – земляк.
Екатерина хихикнула:
–Чудные вы!
Она взяла табурет, подсела к Двенадцатому и принялась накладывать ему ломтики картофеля.
–Ладно, давайте выпьем за знакомство! – подняла подрагивающей рукой рюмку Ангелина.
Двенадцатый потянулся к наполненному бокальчику, но старик стремительным движением остановил его. Он поднес рюмку парня к своему носу, принюхался, а затем выплеснул ее содержимое на ковровую дорожку, сопроводив сей поступок злым бормотанием: «Вредная иллюзия!..»
Самогон застрял в горле Ангелины. Она поперхнулась, закашлялась, точно неисправный двигатель, и прохрипела, брызгая слюной:
–Что же это вы, отец, хозяев обижаете! Нехорошо так!..
–Прости, хозяйка, но мы не пьем, – глухо извинился старик, нанизывая на вилку ломоть хлеба.
–Брезгуете? Ладно, поешьте хоть. Екатерина, неси самовар! Может, от чая не откажутся…
Екатерина встала и поманила за собой в соседнюю комнату Двенадцатого:
–Поможешь мне, земляк…
От первой же рюмки самогона Ангелина осоловела. Подперев полную, раскрасневшуюся пуще прежнего щеку кулаком, она со вздохом сказала: