Тринити
Шрифт:
Руслан продолжает кричать, но, видя мою решительность, распахивает водительскую дверь, плюхается на сиденье и заводит мотор. Он сигналит мамашам и детям, что беззаботно разгуливают по тротуару. Подъезжает слишком близко, намеренно пугая и вызывая негативную реакцию. Ему хочется нарваться на скандал и выпустить пар, раз уж со мной не получилось. Женщины кричат, он открывает окно и обзывает их неуклюжими коровами. Он намеренно не пристегнулся ремнем безопасности, и из-за этого в салоне с равными интервалами раздается раздражающий сигнал-напоминание. Зажимаю уши. Не могу это слышать. Я на грани. Подобного состояния у меня не было с момента выписки из психиатрической клиники.
Как только мы выезжаем из города, я закрываю глаза и сажусь в позу лотоса. Представляю, что нахожусь под непрерывно льющимся потоком золотого света, который греет и оберегает меня от всего негативного. Это моя броня. Она не прошибаема. Даже Руслан не может ее пробить. Заканчиваю медитацию техникой «Внутренняя улыбка», и, хоть я не улыбаюсь – слишком мало времени, обычно на это мне нужен час – но страх и тревога меня покидают.
Мы выезжаем из Рязанской области. Прошу Мистера Раздражение остановиться возле заправки с минимаркетом.
– Зачем? – недовольно бурчит он.
– Мне нужно купить воды в дорогу.
Нехотя он сворачивает с трассы и паркуется у магазина. Протягивает мне наличные.
– Тебе что-нибудь купить?
– Нет! – резко бросает он и отворачивается.
Обхожу машину и встаю перед водительской дверью. Руслан опускает стекло.
– Что? – пятерней он зачесывает назад волосы.
– Руслан, выйди, пожалуйста, из машины.
– Зачем? Говори, что хотела и проваливай.
– Я попросила уехать, потому что Владислав вышел из подъезда. Мне не хотелось публичных разборок. Но мы не договорили. Я хочу все объяснить.
Он недовольно кривится, но выходит.
– Ну? Говори!
– Ты напугал меня. Судя по симптомам, у тебя раздвоение личности. Прости, но мне своих проблем хватает, с твоими я точно разбираться не буду.
Руслан все еще зол. Ноги подергиваются, взгляд направлен куда-то поверх моей головы.
– Я здоров. У меня нет диссоциативного расстройства идентичности. Я ляпнул не подумав – вот и все. Было сильное перенапряжение, я хотел его сбросить, потом ты подбавила мне проблем. Дважды!
Я попала в точку! Он знает, как называется его заболевание, иначе просто повторил бы «раздвоение личности», как сказал бы любой нормальный человек! Мне нельзя его раздражать. Надо дождаться замены, и дело решится малой кровью. К тому же я не исключаю того факта, что мне придется к нему обращаться за советом. Каким бы психом он ни был, в вопросах безопасности и сбора информации – дока.
– Я совершила глупость, поняла это, как только попала в квартиру к Владиславу. Больше такого я не сделаю.
– Не сделаешь это, придумаешь что-то другое.
– Нет, – я глажу его по груди, – не придумаю, клянусь. Пожалуйста, прости… – выдерживаю его пристальный взгляд.
Мне не за что просить прощения, но я должна. Иначе он не успокоится.
– Все навалилось в одну кучу. Нападение, побег, слежка, засада, стройка, мертвец. У меня был сложный день. Ты должен это понять.
– Что у тебя с этим Владиславом?
Ревность? Вот этого я точно не ожидала.
– Ничего.
– Ты врешь, что-то было.
– Нет, клянусь, – мотаю головой.
– Ты понимаешь, что заставила меня думать, что я тебя потерял?
Остается догадываться, о чем конкретно он говорит: о моем побеге или о том, что между нами так и не сложились отношения. Чтобы избежать дальнейших обвинений, я приникаю к нему всем телом, обнимаю и говорю вполголоса:
– Прости, я все усложняю. Тебе вчера нужна была моя поддержка, а я устроила истерику. Уверяю тебя, такого больше не повторится.
С минуту он тяжело дышит.
– Обещаешь?
Я поднимаю голову. Под утро я задала ему этот же вопрос.
– Обещаю, – уверенно отвечаю я и обнимаю его еще крепче.
Из его груди вырывается тяжелый вздох, будто с плеч свалился многотонный груз. Руслан обхватывает мое лицо ладонями и нежно припадает к губам. Его руки нервно подрагивают. Поцелуй длится недолго – это акт примирения, но не прощения. Он стискивает меня в объятиях.
– Как ты могла так поступить?
Меня вдруг одолевает волна отчаяния. Наружу рвутся слезы, и я начинаю рыдать. По-настоящему. Это слезы очищения, расслабления, разрядки после вынужденных скитаний.
– Пожалуйста, не делай мне больно…
– Мы уже говорили об этом. Думаешь, что твои враги будут тебя холить и лелеять? Думаешь, что они будут подбирать слова и делать только то, что тебе понравится? Нет. Они будут жестоки, беспощадны и мстительны.
– Так это тренировка? Все это время ты меня муштровал?
– Доходит, как до жирафа, – он снова прижимает меня к груди.
– А твои раздевания? Это из какой оперы?
– Хочу искоренить твою боязнь секса.
Вот в это я бы никогда не поверила! Я слегка улыбаюсь, давая ему понять ход моих мыслей.
– Так ты не для себя стараешься? Это мужская солидарность?
– Вообще-то я эксгибиционист, люблю обнажаться на публике и чувствовать на себе женские взгляды. Особенно меня заводят психически травмированные молодые женщины, которые при виде мужского полового органа опорожняют желудок или падают в обморок.
Так он намекает, что был не в восторге от моей реакции на его обнаженное тело. Знал бы, как далеко я с ним продвинулась по части интимной жизни, так бы не реагировал.