Тринкет
Шрифт:
Пожевав, она зацепилась за веревку и уползла наверх. Игра в веселые кегли завершилась.
Дети посмотрели на табло — вдруг, там зажгутся какие-нибудь важные указания? Но неожиданно из кармана Джорджа понеслись покряхтывание и распевки.
— Давненько вас не слышали, — обрадовался он, открывая шкатулку.
Вместо бумажного цветка там теперь лежали часы путешественника — с крышкой и золотыми цифрами. Подобные красовались в чайном шкафчике у них дома. Их вручили Филиппу Скидмору за десять лет работы на заводе. На них было выгравировано имя известной часовой компании Дэлвей. Циферблат нарисовался прямо на глазах.
Превращения еще не завершились, потому что мелькнули старые подсказки — исчез хвостик надписи про фруктовый аромат, а украшавшая бумажный цветок виньетка вытянулась червяком, проползла по циферблату, заострилась, изображая летящее копье, и наконец застыла — в виде стрелки будильника.
— Они настоящие? — спросила Брэнда.
— Да здесь ничего нет настоящего, — Джордж поднес часы к уху. Они тикали, но стрелки замерли на шести ровно.
Он нажал на кнопку, и из часов понеслась песенка-жужжалка:
Ловко делят часа корж Стрелка-вилка, стрелка-нож, Молотками бьют шесть раз Бимми Бомс и Билли Басс. Время ужинать уже В «Перепелке и уже»!— Ничего не понимаю, — начал отчаиваться Джордж.
Поют о стрелках, а они куда-то исчезли. И что произойдет в этой самой «Перепелке и уже»? Может быть, игра — просто бессмысленная трата времени? — впервые подумал Джордж.
Глава пятнадцатая
Трактир «Перепелка и уж»
Дети вышли на улицу. В их поисках появилась новая, хотя и непонятная цель, и вот теперь они без толку кружили по быстро пустеющей ярмарочной площади. День приближался к концу, горожане расходились по домам и трактирам.
— Где ты пропадал вчера? — спросил один прохожий у другого.
— Сидел в «Перепелке и уже»…
— Трактир, вот что надо искать! — толкнули мальчишки друг друга.
Они изучили соседние улицы, перечитали попавшиеся на пути вывески. Здесь были пабы «Ослиные уши», «Дерущиеся петухи», «Белая лошадь» и даже закусочная «Горелый блин». Но того, что требовалось найти, не было.
Тогда они стали читать все указатели подряд. Уже в сумерках на глаза им попалось скромно выведенное на табличке: «Перепелка и уж — домашние пироги, другая вкусная еда». Дети свернули за угол, куда показывала металлическая стрелка. Там была узкая безлюдная улица с облупленными домами. Даже у глиняных птичек на крышах были отбиты хвосты или головы. Мало где горел свет, жизнь едва слышалась в этом месте. Ну кто захочет жить в Кривом закоулке?
Такие трущобы всегда соседствуют с центральными площадями. Пройдешь несколько шагов в сторону от шумной нарядной ярмарки и попадешь в место тихое и темное, где что-то опасное притаилось, поджидая тебя. Забредешь сюда и обратно живым не вернешься.
Сверху тенью метнулась птица. Дети прижались к стене. Им предстояло пройти этот Кривой закоулок до конца — ради того, чтобы наткнуться на привинченную к облупленной стене другую стрелку, на котором просто было написано «Вкусная еда».
Мостовую давно никто не подметал, на ней валялись кучи грязи и мусора. Джордж чуть не попал ногой в одну, и отпрянул назад: куча разбежалась в стороны, развалившись на множество темных комков. Комочки эти то ли пищали, то ли свистели: «Идут, идут!». Жуть.
— Догадываетесь, из кого здесь пироги домашние делают? — сказал Питер.
— Из кого же? — Брэнда перепрыгнула через очередную кучу, потому что берегла свои новые праздничные туфли.
Она думала, Питер скажет что-нибудь про этих маленьких тварей.
— Из девчонок в красных туфельках их тут делают, — ответил Питер.
Брэнда сразу схватила брата за руку:
— Пошли обратно.
— Еще чего! — сказал Джордж сестре. — Не ной!
Он решил играть до конца и был уверен, что конец этот непременно будет победным.
Их догнала птица, которой они недавно испугались — снова забила крыльями перед лицами. Это оказался почтовый голубь, и что-то ему нужно было от детей.
— Мой знакомый голубь, — оживилась Брэнда.
— Не может такого быть, — возразил Джордж. — Здесь их столько, перепутать легко. И потом, твой голубь разговаривать умел.
— Нет у нас больше чечевицы, лети обратно, — Питер громкими хлопками прогнал птицу.
Дети опасливо заглянули за угол — на соседнюю улочку, откуда лились потоки света.
— Вот он, — с облегчением выдохнул Джордж, жмурясь от неожиданной яркости.
Перед ними стоял хорошенький трактир. На фасаде здания, золотым по белому, было написано «Перепелка и уж». А пониже было указано, что это одновременно и постоялый двор. На первом этаже здесь наливали пиво и подавали еду, на втором были комнаты для гостей.
С крыши и окон трактира свешивались цветущие корзины с петуниями. Их было так много, что вокруг пахло, как в летнем саду. За окошком висело объявление: «Срочно нужна судомойка. Еда и угол предоставляются».
На этой улице было веселее, здесь попадались прохожие. И неподвижно стояла смирная лошадка с легкой повозкой, полупокрытой кожаным верхом.
Голубь не отставал от детей, хотя Питер дважды прогонял его, хлопая в ладоши и топая ногами.
— Он, наверное, голодный, — пожалела птицу Брэнда.
Можно бы дать ему немного овса, позаимствовав у тихой лошадки. Джордж видел, как кормили лошадей на ярмарке, вешая мешок с зерном прямо перед мордой, на оглобли. Но у этой мешка не было.
Ее владелец только что вышел из трактира с полным пива длиннющим стаканом, на конце которого было закругление. На столе такой стакан не устоял бы.