Трипура Рахасья
Шрифт:
Девушка улыбнулась и произнесла: "Послушай меня, царевич. Не то, чтобы я не любила тебя, я пытаюсь найти то, что было бы радостью жизни и никогда не стало бы вызывать отвращения. Я ищу это, но пока ещё не нашла. Хотя я ищу это, но пока я не пришла к определённому решению в отношении того, что есть путь женщины. Но был бы ты столь любезен сообщить мне, каков - этот путь, и, таким образом, помочь мне?"
Хемачуда засмеялся и сказал: "Женщины - глупы. Ибо разве даже птицы, звери и насекомые не знают, что хорошо и что плохо? Иначе чем бы они руководствовались в своих устремлениях к благу, и как бы они избегали зла? Что приятно
Выслушав своего возлюбленного, Хемалекха продолжила:
"Женщины - глупы, и они не могут делать правильные выводы. Поэтому мне следует учиться у тебя, понимающего правильно. Научившись у тебя тому, что - правильно, я перестану думать об этом. И тогда, также, я смогу разделять с тобой наслаждения к твоему удовлетворению.
Царевич, проницательный судья, которым ты являешься, ты решил, что счастье и страдание - результаты приятных вещей и наоборот. Один и тот же объект приносит удовольствие или боль в зависимости от обстоятельств. И где же тогда окончательность в твоём утверждении? Посмотри на огонь. Приносимые им результаты изменяются согласно сезону, месту и его размеру или интенсивности. Он - приемлем в холодные сезоны и неприемлем в жаркие. Удовольствие и боль, следовательно, определяются сезонами; таким же образом дело обстоит с широтой и высотой.
Опять же, огонь - хорош только для людей с определённой конституцией, но не для остальных. И снова удовольствие и боль зависят от обстоятельств. То же рассуждение - применимо к холоду, богатству, сыновьям, жене, царству и так далее. Посмотри, как твой отец, махарадж, каждый день переживает и беспокоится, даже несмотря на то, что он окружён женой, детьми и богатством. Почему другие люди не огорчаются, как он? Что случилось с удовольствиями в случае с твоим отцом? Он ищет счастья; и разве все его силы и способности не направлены к этой цели?
Если посмотреть вокруг, то покажется, что никто не обладает тем, что необходимо для счастья. Возникает вопрос: разве человек не может быть счастлив даже с такими ограниченными средствами? Я дам тебе ответ.
Не может быть счастьем то, что несёт на себе след страдания. Страдание двояко - внешнее и внутреннее. Первое относится к телу и обусловлено нервами и т.д., второе относится к уму и обусловлено желанием.
Умственное смятение хуже физической боли, и мир стал его жертвой. Желание - семя дерева страдания, и оно приносит плоды.
Охваченные и подавленные им, Индра и боги, хоть они и живут в небесных сферах наслаждений и вкушают нектар, всё ещё остаются его рабами, проводя дни и ночи в деятельности согласно его диктату.
Передышка, наступающая в результате исполнения одного желания, и длящаяся до тех пор, пока другое желание не займёт его место, не является счастьем, потому что семена боли присутствуют в ней в скрытом виде. Такой передышкой наслаждаются также и насекомые (которые не являются примером совершенного счастья). И всё же, их удовольствие лучше удовольствия людей, потому что их желания менее сложные.
Если это счастье - иметь одно желание наряду со многими уже исполненными, то кто тогда не был бы счастлив в этом мире?
Если человек, у которого ошпарено всё тело, может найти счастье в нанесении мази на своё тело, то каждый должен быть счастлив.
Человек - счастлив, когда
Усталость настигает каждого после страстного совокупления, и эта усталость сродни той, которую испытывает вьючное животное, несущее на себе груз.
Повелитель! Скажи, разве можно считать это счастьем? Разве то удовольствие, которое ты получаешь при совокуплении с возлюбленной, и которое обусловлено движением в энергетических каналах, не испытывают в не меньшей степени собаки (при случке)?
Или же ты хочешь сказать, что наслаждение человека усиливается его чувством красоты?
Красота - лишь умственная концепция, как это очевидно на примере соответствующих чувств, испытываемых возлюбленными в аналогичных наслаждениях в сновидении. (Сейчас я расскажу тебе историю в связи с этим.) Жил красавец, наследник царя, и он был более красивым, чем Купидон. Он женился на равно красивой девице и был предан ей. Но она влюбилась в слугу из царского подворья, который ловко обманывал царевича.
Этот слуга подавал хмельные напитки в избытке, чтобы царевич напивался и лишался чувств, и, когда он ложился в кровать, к нему посылали куртизанку, которая играла роль царевны. И тогда царевна и слуга могли заниматься своим делом; а царевич во хмелю обнимал другую женщину. И всё же он полагал, что он был самым счастливым из людей, имея такого ангела своей женой, которая была так предана ему. Через долгое время случилось так, что загруженный работой слуга оставил опьяняющие напитки на столе царевича, а сам занялся чем-то другим. Царевич не выпил столь же много, сколько он выпивал обычно. И когда страсть взыграла в нём, он отправился в свою спальню, которая была роскошно убрана, и наслаждался там с куртизанкой, не замечая в пылу страсти того, кем она была. Через некоторое время он заметил, что это - не его жена, и спросил её: "Где - моя любимая жена?"
Та задрожала от страха и не говорила ни слова. Царевич заподозрил, что дело нечисто, пришёл в ярость и, держа её за волосы, выхватил меч и сказал: "Говори правду, или сейчас умрёшь!" Боясь быть убитой, она призналась во всём, отведя его к тому месту, где находилась царевна. Там он нашёл её в объятьях дикаря, который был его слугой...
Царевич был в шоке от этого зрелища. Он взял себя в руки и стал размышлять: "Позор мне, так привязанному к хмелю! Позор глупцам, сведённым с ума любовью к женщинам. Женщины - ничем не лучше птиц, которые перелетают с одного дерева на другое. Какой я был тупица, что любил её даже больше своей жизни. Женщины - хороши только для развлечения распутных глупцов. Кто любит их, тот - обуреваемый страстями осёл. Женская верность - нечто ещё более скоротечное и эфемерное, чем осенние облака, рассеивающиеся на ветру.
Я до сих пор не в состоянии понять женщину, которая, будучи неверна мне - преданному ей, состояла в незаконной связи с дикарём, симулируя любовь ко мне, подобно куртизанке перед распутным глупцом. В своём опьянении я не подозревал её даже в малой степени; с другой стороны, я верил в то, что она всё время была рядом со мной в той же мере, как и моя тень. Какой стыд! Разве есть больший глупец, чем я, кто был обманут этой куртизанкой, подменяющей мою жену, и порабощённый её ремеслом любви? Опять же, что другая женщина, моя жена, нашла в том животном, предпочтя его мне? "