Тристан и Женевьева (Среди роз)
Шрифт:
– Казнь требует королевской подписи, но я считаю не в данном случае. Ну, конечно же, в нашем распоряжении есть еще и просто пытки. Дайте-ка подумать. Ну да, мы же можем заклеймить вас, поставить клеймо – «Предатель» на одной из ваших прелестных щечек. Н-да, это слишком быстро! Ну, тогда мы могли бы вырывать у вас ногти, один за одним…
– Прекратите, – прошипела Женевьева. «Неужели он говорит серьезно?», – удрученно подумала Женевьева.
Она не могла судить об этом по его взгляду. Глаза Тристана были также глубоки и темны, как и прежде, также горели. А в его приятном голосе безошибочно угадывалась
– Мои люди взбунтуются и найдут вас, чтобы…
– У них не будет особых затруднений в этом. Мы возвращаемся в Эденби, и я очень сомневаюсь, что ваши люди рискнут пойти снова против меня. Осмелюсь сказать, что они вполне покорились.
– О чем… вы говорите? – спросила со страхом Женевьева.
– Только о том, миледи, что Эденби в моих руках. Мы вошли в ту самую ночь, когда вы выехали в Лондон.
Тристан улыбнулся и возобновил свой путь, волоча Женевьеву за собой. Перед ее мысленным взором проплывали ужасные картины. Она представляла себе Эденби. Господи! Сколько из ее людей осталось в живых? Что сталось с ее бедной тетей, с Энни, с Томкиным, который был вместе с ней, в ее спальне, в ту ужасную ночь? Господи милосердный! Женевьева содрогнулась при мысли об Эдвине, милой, доброй Эдвине, которая вовсе не хотела принимать участия в этом предательстве, но осталась там, чтобы заплатить за него.
– О, Боже! – горестно воскликнула девушка, не в силах сдержать своих чувств…
Он снова остановился, глядя на нее сверху вниз с убийственно любезной улыбкой.
– Что на этот раз, леди Женевьева? – с усмешкой спросил Тристан.
Она вырвала у него свою руку и, собрав все свое мужество, глянула ему прямо в глаза, пытаясь любой ценой не показать своего страха.
– Что вы натворили в Эденби? – с бешенством спросила она. – Убивали невинных, которые не имели никакого отношения к этой войне, которые не принимали в ней участия?
– Вот именно – холодно ответил Тристан. Он решительно взмахнул рукой. – Все ваши люди развешаны вдоль стен Эденби, они гниют на виселицах и ветер раскачивает их истерзанные тела. Никто не спасся, леди!
Женевьева отшатнулась от него, не понимая, говорит ли он правду или нет. Тристан шагнул вслед за ней и схватил ее так сильно, что она вскрикнула. Он не повел ее дальше, а подвел к одному из больших, занавешенных тонким муслином окон, тянувшихся вдоль стены.
– Посмотрите вниз, – насмешливо произнес граф, и она послушно выглянула в окно. Внизу, во внутреннем дворике, крытом навесом, был установлен столб, к которому привязывали тех, кого наказывали кнутом. Несколько человек в кандалах получали свои порции наказания за какие-то преступления против нового короля.
Женевьева попыталась отвернуться, но Тристан заставил ее смотреть в окно, приподняв ее подбородок, чтобы она не могла спрятать глаза.
– Суд короля Генриха строг, но справедлив. Если вы и впредь будете досаждать мне, то вынудите меня прибегнуть к помощи вон тех бравых молодцев, чтобы усмирить вас, прежде чем мы уедем отсюда, – проговорил Тристан.
– А мне какая разница, кто будет меня мучить? – равнодушно произнесла Женевьева. – Разве есть разница между плетью в их руках или в вашей? Я даже осмелюсь сказать, что с большим удовольствием приму удары из рук этих людей! Я
– В самом деле? – вежливо осведомился Тристан. – Также, как вы предпочли бы Тауэр тому, чтобы находиться в качестве пленницы у меня?
– Да, именно так! – с жаром ответила она.
– Вам никогда не выйти из королевской тюрьмы, – холодно предупредил ее граф.
– Хороший палач может позволить легко расстаться с жизнью! – выкрикнула она и к ужасу своему расслышала в собственном голосе истерические нотки, которые вызвали у Тристана вполне искренний смех.
– Ах, да, я же совсем забыл, какой вы крупный специалист по смерти, леди Женевьева! – воскликнул он.
Она опустила голову и начала руками разглаживать свою юбку.
– Если я должна умереть, лорд Тристан, – она попыталась произнести эти слова твердым, ровным голосом, – то хотела бы, чтобы это произошло здесь и сейчас.
– Но я пока не собираюсь убивать вас, – сообщил ей Тристан. – И даже, если кто-то имеет на вас зуб, и собирается свести с вами счеты, я все равно оставляю для себя это удовольствие! Кстати, я совсем не верю в то, что вы так уж торопитесь расстаться с этой жизнью. А теперь пошли, мы даром теряем время.
«Теряем время! – подумала Женевьева, чувствуя нарастающую панику. – О, Господи, да! Ей нужно, чтобы они теряли время! Она должна выиграть столько времени, сколько сумеет! Может он собирается привести ее к себе на квартиру и там пытать? Или сначала изнасиловать? Нет, кажется, он слишком ненавидит ее для того, чтобы желать… Даже для того, чтобы взять силой… Хотя, если он поймет, что это будет для нее мучительно. Нет, он не собирался убивать ее немедленно. У него есть возможность сделать с ней все, что угодно, прежде чем взять ее жизнь. Кажется, он очень торопится вернуться в Эденби, может быть, его месть включает в себя демонстрацию того, что он сделал с ее домом!»
И когда Тристан снова поволок ее за собой, Женевьева задрожала. Но вот они остановились перед дверью, и он отпустил ее руку для того, чтобы открыть дверь.
Паника все сильнее охватывала Женевьеву. Шальная мысль пришла ей в голову: она свободна от его хватки, молода и проворна, а залы дворца простираются в бесконечность.
Девушка развернулась и попыталась бежать, но после первого же шага, она закричала от боли. Все это время Тристан одной рукой держал ее за волосы. Она не могла отвести от него взгляд, пока он медленно тянул ее к себе, но крепко сжав зубы и вся дрожа от ярости, все-таки пыталась высвободить свои волосы из его цепких рук. Ах, если бы они были заколоты!
Тристан не ослаблял своей хватки и притягивал ее все ближе, пользуясь этой золотой цепью. Он не выглядел взбешенным, скорее на его лице читалось удивление.
– Миледи, – с мягкой иронией сказал Тристан, прижимая ее к себе так близко, что его дыхание касалось ее щеки. – Запомните, что я никогда, никогда не поверю вам, что я никогда не повернусь к вам спиной, и не выпущу вас из своих рук до тех пор, пока вы не угомонитесь.
Он втолкнул Женевьеву в комнату и вошел следом. Она стояла неподвижно, боясь снова посмотреть на него, и одновременно боясь не смотреть, стараясь мужественно принять то, что последует дальше.