Тристан и Женевьева (Среди роз)

Дрейк Шеннон

Леди Женевьева стиснула кулаки. «Верь в это со всей силой, и ты останешься гордой и неприкосновенной!» – пообещала она себе. И эти мысли помогли ей немного успокоиться. В какой-то момент она отметила, что наступила ночь. А они все еще и не думали останавливаться. «Неужели его гнев распространяется и на лошадей?» – усмехнулась Женевьева. И тут же подумала, что это не имеет никакого значения. Усталая и изможденная, она свернулась калачиком в углу кареты и погрузилась в беспокойный сон.

Она медленно просыпалась с ощущением

смутного беспокойства. Сначала Женевьева думала, что это все из-за сна. Ей снилось, что она бежит и натыкается на Тристана, что она тонет, падает в омут, не в силах сделать хотя бы движение, не в силах бороться с темным, властным обаянием его глаз…

И тут же Женевьева осознала, что весь этот ужас происходил с ней наяву. Она находилась в карете, и у нее затекли все члены от долгого нахождения в неудобной позе. Через окошко кареты пробивались солнечные лучи. Карета стояла.

Внезапно Женевьева почувствовала, что ей срочно нужно отправить кое-какие естественные надобности. И в это же мгновение дверь экипажа раскрылась. Яркий свет, ворвавшийся внутрь, ослепил ее, и она прикрыла глаза рукой.

– Доброе утро, леди Женевьева, – с низким поклоном приветствовал ее Тристан, – вам хорошо спалось?

Ей было так плохо, что она даже не заметила его насмешки и тихо промолвила:

– Мне нужно выйти, милорд.

– Ну, разумеется, – просто ответил Тристан и подал ей руку.

Она сперва заколебалась, но увидев, что иного выбора нет, оперлась на нее. Когда Женевьева ступила на землю, то едва удержалась на затекших ногах. Тристан осторожно поддержал девушку за талию, пока теплая волна не пробежала по ее членам, и она, почувствовав себя увереннее, тут же высвободилась из его объятий, нетерпеливо оглядываясь, чтобы понять, где же они сейчас находятся.

Остановились они в большом и густом дубовом лесу, подернутым утренним туманом, создававшим впечатление таинственной красоты. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь редким криком, проснувшейся птицы, да смехом людей графа, расположившихся вокруг аккуратно разложенного костра. Они с аппетитом завтракали. Легкий ветерок донес до нее восхитительный аромат жареного мяса.

«Интересно, а собирается ли он кормить меня, – подумала Женевьева, – или пытка голодом входила в его планы?»

– Ну, что пошли? – предложил Тристан.

– Пошли? – переспросила Женевьева, – я должна остаться одна.

Он отрицательно покачал головой:

– Никогда.

– Но… – она посмотрела на него с заметным испугом. Возможно, что он избрал самый жестокий способ, чтобы унизить ее. Ведь Женевьева была и скрытна, и брезглива одновременно. Она никому бы не позволила остаться с ней теперь…

– Ну, пожалуйста, – умоляюще прошептала она.

– В последний раз, когда вы сказали это, – холодно напомнил ей Тристан, – я очнулся погребенным в скале.

– Но куда же мне сейчас идти? Что я теперь могу вам сделать? – спросила она с отчаянием.

– Я уверен, что у вас еще полно неиспользованных возможностей, – сухо ответил граф. Его взгляд был столь непреклонен, а губы настолько плотно сжаты, что Женевьева

уверилась в том, что Тристан и дальше будет отказывать ей в малейшей просьбе. Тут он вздохнул и сказал:

– Ну что ж, пошли к ручью, но я совершенно серьезно предупреждал вас, что бы вы не думали даже попытаться сбежать, или спрятаться в лесу. В противном случае, вам больше никогда не будет предоставлена возможность уединиться по какому бы то ни было поводу.

И они направились к ручью, журчавшему невдалеке среди деревьев. Утренний туман стелился над землей. У Женевьевы возникло странное ощущение от этой прогулки. Необычность этого впечатления подчеркивалось еще и прикосновением его руки. Она бросила на Тристана быстрый взгляд, пытаясь угадать, не изменилось ли его отношение к ней. Но его взгляд, когда она наконец, встретилась с ним глазами был по-прежнему пронизывающим и колючим. Тристан чуть дернул уголком рта, и Женевьева поняла, что ненависть ничуть не ослабла. Он был похож на ястреба, кружащегося со злобным удовлетворением над своей добычей, в ожидании момента для последней атаки.

Быстрый ручей с мелодичным журчанием струился меж корней деревьев, в воздухе была разлита благодатная прохлада, но умиротворенность окружающего пейзажа совершенно не подействовала на Тристана, губы его были все также сурово сжаты, все также мрачно сверкали глаза. Он выпустил ее руку.

– Вон там впереди кусты, – сказал он коротко, – возвращайтесь немедленно, или вам придется за это очень дорого заплатить, – предупредил он негромко.

Несколько минут спустя, Женевьева печально озиралась вокруг. Какой большой и густой лес! Как было бы легко спрятаться в нем! Она тяжело вздохнула, и вернулась к Тристану. Он ожидал ее, поставив ногу на пень, и скрестив руки на груди. Она прошла мимо и спустилась к берегу ручья, чтобы сполоснуть лицо и рот.

Внезапно он схватил ее за волосы. Ее испугало это движение, и страх снова объял ее душу. Женевьева была уверена в том, что Тристан собирается заставить ее опустить лицо в воду и держать там, пока она не захлебнется. Ее глаза несомненно выдали ее чувства, ибо когда он увидел выражение лица Женевьевы, то рассмеялся и сказал:

– Я только пытаюсь придержать эту спутанную гриву, которую вы называете волосами, чтобы она не намокла в воде. Вот и все!

– Я не нуждаюсь в этом! – ответила девушка. Она не желала, чтобы он находился так близко позади нее, не желала чувствовать его прикосновения, не желала чувствовать силу, исходящую из его рук, не желала обонять его чистый, свежий мужской запах.

Но Женевьева испытывала сильную жажду и заставила себя на мгновение забыть о его присутствии, чтобы утолить ее.

И через несколько секунд почувствовала, как его рука легонько дернула ее за волосы.

– Довольно. – Тристан привычным жестом поставил ее на ноги и повел через лес к карете.

Женевьева с завистью посмотрела на людей, сидевших вокруг костра. В ее желудке урчало от голода, а к горлу подступала тошнота при одной мысли о том, что ей снова придется ехать в этом тряском экипаже.