Тристан и Женевьева (Среди роз)
Шрифт:
Но он вообще не обращал на нее никакого внимания, занятый сбором своих вещей. Женевьева искоса наблюдала за всеми движениями Тристана, готовая броситься наутек, мрачно раздумывая над своим ближайшим будущем.
Она равнодушно отметила про себя, что покои Тристана были просторны, и что занимал он их один. Это ясно говорило о его высоком положении при короле Генрихе Тюдоре.
На кровати лежал меч в ножнах. Тристан протянул за ним руку, и Женевьева инстинктивно сжалась. Он, улыбаясь, прицепил оружие на пояс.
– Миледи, вы, кажется, нервничаете?
Женевьева
Граф отвернулся и девушка, судорожно сглотнув, крикнула ему в спину:
– Скажите же мне! Будьте вы прокляты, скажите же! Что вы собираетесь делать?
Он выдержал паузу и повернулся к ней, пристально глядя в глаза. И тут его губы расплылись в улыбке. Женевьева содрогнулась от нахлынувших на нее воспоминаний. Она очень хорошо помнила улыбку этого большого чувственного рта, его губы, впившиеся в ее рот, и оставившие на нем клеймо, которое нельзя ни смыть, ни забыть. Воспоминания, захватившие ее, окончательно лишили ее сил.
– Скажите же! – выкрикнула она снова, пытаясь побороть свой страх.
Тристан пожал плечами.
– В самом деле, миледи, я ни в чем сейчас не уверен, вот и все.
От его холодного тона, на губах Женевьевы застыли слова, которые она собиралась сказать ему. Он отвернулся и взял в руку небольшую кожаную сумку, затем легко поклонился.
– Ну, что вы готовы?
– Готова к чему?
– К отъезду, конечно же.
– Да, – с облегчением прошептала она с сильно бьющимся сердцем.
Они уйдут из этой комнаты, которая в его присутствии кажется слишком маленькой. Там, снаружи, она может чувствовать себя в относительной безопасности, ибо вряд ли он осмелится причинить ей какой-нибудь вред на глазах у множества людей. Но было ли это правдой? Ведь уволок же ее к себе на глазах у короля и всех придворных.
Тристан открыл дверь и снова взял ее за руку.
– Мои вещи… – начала было Женевьева, но он резко перебил ее:
– Мэри соберет ваши вещи и присоединится к нам несколько позже.
– Мэри? – нервно пробормотала Женевьева.
– Да, миледи. Я, конечно же, видел вашу служанку, у нее кроткий нрав, который наверняка придется по душе новому королю или новому лорду Эденби, если вам так угодно. Она останется с вами.
Снова они шли по коридорам дворца. Женевьева старалась держаться от графа подальше, насколько это было возможно.
– А что с сэром Гэмфри? – спросила она слегка дрожащим голосом. – Вы не…
– Не убил ли я его в приемной? – продолжил за нее Тристан. – Нет, не убил.
– Тогда…
– Я последний раз отвечаю на ваши вопросы, Женевьева, – предупредил ее Тристан, сузившиеся глаза которого ясно говорили о том, что его терпению приходит конец. – Он старый человек и истинный рыцарь. И хотя он принимал деятельное и непосредственное участие во всем этом, тронул чем-то мое сердце, да, представьте, даже этот ледяной орган внутри меня может что-то тронуть! Я предупредил сэра Гэмфри, что если тот появится в Эденби, то попадет в его подвалы, а если останется в Лондоне, то будет свободен!
Женевьева понурила голову и покорно последовала за Тристаном, обдумывая тот факт, что сэру Гэмфри дарована свобода, и он может жить, как ему заблагорассудится. Тристан очень спешил, и Женевьева не заметила, как они вышли наружу, на яркий дневной свет. Она увидела небольшой отряд людей графа, легко узнаваемых по гербам на щитах и плащах. Они ожидали их, сидя верхом на лошадях.
«Верхом!» – подумала Женевьева с воспрянувшей было надеждой. Ездить верхом для нее также привычно, как и ходить пешком, и как только они достигнут той части страны, которую она знает гораздо лучше их, она сможет удрать.
– Где моя лошадь? – спросила девушка, стараясь придать своему голосу покорное выражение и держа голову низко опущенной. Тристан не ответил, и она подняв глаза, увидела, что он внимательно наблюдает за ней с легкой насмешливой улыбкой и веселым блеском в глазах.
– Ах, леди! Наивно было бы с вашей стороны пытаться оставить в дураках человека, которого вы уже однажды чуть было не убили и похоронили. Ваша лошадь, как и ваши вещи, прибудут позже. Это же путешествие вы совершите в карете.
И прежде чем Женевьева успела что-либо сообразить, она почувствовала, как ее ноги болтаются в воздухе. Тристан перенес ее через грязную дорогу и довольно бесцеремонно впихнул в видавший виды экипаж. Женевьева попыталась принять вертикальное положение.
– Подождите! Я не могу ехать в таких условиях! Мне станет плохо! Выпустите меня! – она лупила кулаком по двери и дергала за ручку, но все усилия ее были напрасны. Женевьева все еще продолжала упорно свои безрезультатные попытки вырваться, когда услышала резкий щелчок кнута, и карета, дернувшись, тронулась с места. От неожиданного рывка девушка не удержалась и полетела в угол, больно ударившись виском о противоположное сиденье. Она громко вскрикнула и, потирая ушибленное место, попыталась сесть.
Было бы смешно стараться усидеть прямо. Граф де ла Тер не желал терять времени, и лошади мчались во весь упор. Колеса кареты, казалось, не пропускали ни одного камня, ни одной выбоины на грязных Лондонских улочках. И экипаж, несшийся вперед с приличной скоростью, болтался из стороны в сторону, заставляя Женевьеву забыть обо всем на свете, кроме заботы о том, как уберечься от новых синяков и ушибов. Казалось, что прошла вечность, прежде, чем карета несколько замедлила ход, и путешествие стало нудным и монотонным.
Теперь у Женевьевы было достаточно времени для того, чтобы обдумать свою дальнейшую судьбу.
С несчастным видом стянула она с головы изорванные остатки головного убора, бывшего столь изысканным и элегантным еще этим утром. «Он намеревается неплохо провести время, медленно убивая меня, – мрачно думала Женевьева. – Он собирается ждать, не спешить, чтобы заставить меня умереть тысячу раз, прежде чем наступит настоящая смерть. Нет уж! Она ни за что не покажет ему своего страха! Никогда! – поклялась она мысленно себе. – Какой бы ужас не переполнял мое сердце, я никогда не покажу свою слабость этому отпрыску Сатаны!»