Триумф Анжелики
Шрифт:
— Моряки всегда были задирами. Достаточно малейшего повода, чтобы они схватились за пистолеты. Им везде мерещатся враги. Я уверяла его, что здесь нам нечего бояться, но капитан, да еще ваш губернатор, мистер Колин,
— так она произносила имя Колен, — предпочли дать нам стражу на ночь. Мы не хотели уезжать, потому что чувствовали, что вы скоро появитесь.
— Посмотрите, как непоследовательны люди, — сказала Рут. — Жители не приняли нас, но некоторые уже побывали здесь с целью найти лекарство или медицинскую помощь…
Вот кого
— В Салеме все точно также, — продолжала Рут, — они кричат, что мы — порождение Дьявола и тайком бегут к нам за спасением здоровья, что может идти только от Бога…
— Думаю, — продолжала она, — что здесь неплохо бы устроить лазарет для больных на случай эпидемии, а не держать их в семьях. Здесь такой чистый воздух…
— Почему вы не пошли к моей подруге Абигаэль? — спросила Анжелика, которую шокировало поведение жителей Голдсборо. — Она приняла бы вас, да и вам известна дорога к ее дому…
— Мы туда пошли, но ее дом оказался заперт. Не знаю, был ли кто-нибудь внутри, но никто не вышел и не ответил на наш зов.
«И даже Абигаэль!» — подумала Анжелика, внезапно расстроенная.
Она продолжала осматриваться. Чего-то не хватало… или кого-то!
— А где Агар? — вскричала она. — Где ваша маленькая цыганочка?
В беспокойстве она спрашивала себя, не захватили ли ее в качестве заложницы жители города, чтобы обеспечить возвращение двух женщин.
— Агар умерла, — сказала Рут Саммерс.
— Они убили ее, — как эхо добавила Номи Шиперхолл.
Они сели на скамейку в тени хижины.
Драма разыгралась в самое тяжелое время зимы. Снег таял, и все дороги превратились в месиво, через которое невозможно было пробраться ни быкам, тянущим тяжелые повозки, ни лошадям. В эти месяцы люди подавлены пасмурной погодой, а резкий ветер, завывая по ночам, вселяет в души страх.
Что заставило маленькую Агар выйти из их домика на лесной поляне, где она была в безопасности, да еще несмотря на проливной дождь? Куда направилась она в такую ужасную погоду? Над кем смеялась по дороге? Может ей захотелось пройтись? Или она хотела увидеть прибытие корабля?
Одни говорили потом, что она украла… на рынке кусок сыра, другие утверждали, что это было яйцо. Третьи утверждали, что она пыталась ввести в искушение почтенного пастора, который ее бранил, хотя это мог оказаться и матрос из Верджинии, который кидал ей семечки подсолнуха, словно маленькой обезьянке.
Здесь не было единого мнения.
Раздались крики ярости, анафемы, оскорбительные прозвища и проклятия. Толпа с поднятыми кулаками, вооруженная тяжелыми дубинами, ножками от стульев, рукоятками хлыстов, всем, что попало под руку, сомкнулась вокруг танцующей Агар, которая даже зимой, когда не было цветов, любила украшать себя листьями плющи и тисса… Право, не было необходимости наносить столько ударов!..
Ее приемные матери не знали, кто из жителей Салема принес на лужайку с белыми камнями безжизненное тело…
— В последнее время она часто исчезала, — вспомнила Рут Саммерс, покачивая головой. Я думаю, что она хотела найти того или ту, чьими трудами меня посадили в тюрьму на несколько недель.
Она вздохнула:
— Жестокая и длиная зима! Брайан Ньюлин тоже умер.
— Брайан Ньюлин?
— Я вышла за него замуж в Салеме, после того, как обратилась в конгрегационализм. Чтобы иметь право изгонять, а не быть изгнанной, как те квакеры, среди которых я родилась.
— Отчего же он умер?
Молодая женщина ответила не сразу, и на ее слишком бледном лице Анжелика снова различила знаки испытаний и бесконечных потерь.
— Он приносил мне книги, — сказала она наконец, — и это его погубило. Я брала его пакеты из каменного круга: Бакстер, но также и Эразм, который запрещен. Сатирические сонеты Харви. Все это я любила. Я, женщина, не имела права читать. «Ты приносишь мне больше, чем кусок хлеба», — сказала я ему однажды. «Я знаю», — ответил он, отводя взгляд. Они заметили, как мы разговариваем. Вместо того, чтобы с отвращением меня оттолкнуть, мой бывший супруг, которого я оскорбила, продолжал видеться со мной.
Пылая ненавистью к человеку, который отрекается от благочестия во имя своей жены, и, самое главное — жены виновной, — они приговорили его к повешению по причине потери разума. Они говорили, что я свела его с ума. И возможно это было правдой. Хотя причина его перемены была не во мне: еще до моего приезда он тайком читал стихотворения Гэбриеля Харви.
По дороге на казнь они задавали ему разнообразные вопросы, чтобы убедиться в его сумасшествии, и действительно этот человек был возбужден и произносил странные речи.
«Расчешите ваши бороды! — кричал он. — И все — во дворец!.. На мой суд!..» А судьям он внушал: «Не ешьте ни лука, ни чеснока, чтобы дыхание ваше было свежим! Бойтесь поэта, ибо взгляд поэта, горящий восторженным исступлением, идет от земли к небу и с неба на землю!..»
«Я, — сказал ему Джон Кнокс Матер, когда они достигли эшафота, — я выслушал ваши речи в суде и по дороге на казнь и, будучи доктором теологии, искусства и наук, не смог ничего понять. Вы действительно — сумасшедший».
Брайан остановился и посмотрел ему в глаза дерзко и пренебрежительно, на что, я думала, он не способен: «Во Вселенной существуют такие вещи, Горацио, которые и не снились вашей философии!..»
Люди спрашивали себя, почему он назвал Матера Горацио…
Еще он кричал: «Мир выбит из колеи!.. Будь проклят Ты, пусть я буду должен возродить его!..» Только позднее они поняли, что он цитировал Шекспира.
И Рут Саммерс рассмеялась, затем слезы заблестели между бледных ресниц белокурой англичанки.
— Какая великая душа погибла, — пробормотала она.
Анжелике хотелось бы сказать ей, как и другой своей подруге: «Останьтесь! Останьтесь! Не возвращайтесь в Салем, потому что они и вас убьют».