Триумф королевы, или Замуж за палача
Шрифт:
Глава 41. Ками
Дверь в комнату открылась без единого скрипа, и Ками даже не повернула голову, увлеченно продолжая читать какую-то книгу. Каштановые кудри были уложены в замысловатую прическу, в ушах покачивались изумрудные капли, но черное платье с высоким глухим воротом неприятно контрастировало с этой торжественной красотой. Несколько мгновений Людвиг, затаив дыхание, любовался тем, как лучи восходящего солнца играют на её бледных щеках, пронизывают светом выбившиеся завитки волос, как едва уловимо шевелятся розовые губы, повторяющие слова… Слова заупокойной
Людвиг кашлянул, заставив её вздрогнуть и обернуться. Книга выскользнула из ослабевших рук и беззвучно упала на ковер, знакомые и бесконечно любимые глаза наполнились слезами, а в следующее мгновение она сорвалась с места и сжала его в объятиях.
— Ну-ну, — он смущенно погладил её по плечам и спине, — я думал, ты обрадуешься моему возвращению, а ты рыдать. Женщины, — притворно вздохнул он. — Уезжаешь — плачут, возвращаешься — снова плачут. Знал бы, что будет такой прием, не трясся бы всю ночь в седле, а выспался как следует в каком-нибудь приличном трактире. Солдаты предлагали остановиться и посмотреть на танцовщиц в одном интересном заведении, надо было соглашаться.
— Я плачу от радости, — всхлипнула Ками и тут же ткнула его кулачком в плечо: — и ни о каких танцовщицах знать не желаю.
— Как скажешь, — Людвиг попытался заглянуть ей в лицо, но она только отчаянно замотала головой. — А о трактирах?
— И о трактирах.
— Тогда, может, о плавании?
Она громко потянула носом и наконец подняла на него глаза:
— Никаких плаваний. Слышишь? Никогда.
С этим Людвиг спорить не стал, выразив согласие самым доступным способом: поймав губы жены и не отпуская их до тех пор, пока у обоих хватило сил и дыхания на поцелуй.
Ками сжалась в его руках крохотным теплым комочком, воплощением счастья и уюта, дома, за которым он неимоверно скучал эти дни, безопасности, оставшейся словно бы в другой жизни. Казалось, она не заметила ни слишком объемной одежды, висевшей теперь на нем мешковато и неказисто, ни дополнительной седины, пробившейся в волосах. Просто смотрела, обнимала, прикасалась и слушала так, как умела только она одна.
А послушать было что, и вопреки собственным словам, Ками потребовала рассказать обо всем, что произошедшем в проливах. Хмурилась, безошибочно замечая в описании путешествия мелкие признаки надвигающейся беды, кусала губы при упоминании имен людей, которым повезло существенно меньше, чем Людвигу, а когда повествование дошло до захвата кораблей и плена, вообще отвернулась.
— Всё уже позади, — Людвиг взял её руки в свои и аккуратно разжал крепко стиснутые кулаки. — Мертвым мы не поможем, а живые или вернулись домой, или на пути к нему.
— Дай боги, — отозвалась она, и Людвиг внезапно понял, что Ками не напугана и не скорбит, а едва сдерживает ярость. — Знаешь, это может показаться странным и нелогичным, ты даже можешь сказать, что это бредни перепуганной женщины, но меня не оставляет чувство, что ваша экспедиция была обречена с самого начала.
Лицо Людвига осталось невозмутимым, но Ками, не сводившая глаз с мужа, подозрительно прищурилась:
— Ты рассказал не все, верно?
— Не то, чтобы не всё… — он потер подбородок, заросший короткой щетиной, и неопределенно качнул головой. — Но… Ох, дорогая.
Он встал и нервно зашагал по комнате. Подошел к упавшей книге, рассеянно поднял её с пола, пролистал, удивленно произнес:
— Сборник молитв? Ты никогда не была ревнивой почитательницей богов.
— Сегодня скорбный день, — Ками забрала у него книгу и положила на столик. — Не знаю, слышал ли ты, но Лидор казнит своего короля. — Брови Людвига взлетели вверх, и Ками кратко пересказала ему события последних недель. — Фердинанд был сложным человеком. Не могу сказать, что я всегда его понимала, но все же никто не должен уходить в одиночестве и ненависти. Надеюсь, Солнечный будет милостив к его душе и дарует ей прощение и покой, — она тяжело вздохнула и упрямо вздернула подбородок: — Так о чем ты умолчал?
— Тебе не понравится. И пообещай, что не будешь болтать об этом.
— Обещаю.
— Честно сказать, я и сам не уверен до конца, но… Я торговец, Ками, и довольно неплохой. Я чувствую выгоду, и чувствую фальшь. Я могу поклясться, что не было никакой военной необходимости разделять наш караван на две отдельные группы. Что ходовые огни на кораблях охраны погасли раньше, чем их мог бы проглотить туман. Что разведчики могли вернуться и помочь нам, если бы захотели. И что при всей ловкости, изворотливости и наблюдательности пиратов, предугадать, какими именно проливами мы пойдем, было невозможно. Это была тщательно продуманная и организованная засада, такую за пять минут не сделать. Да и в плену я кое-что слышал.
— От кого? — насторожилась Ками.
— Был там один, тот, что вывел подбитое судно на мель, не дав утонуть. Сразу видно, из бывалых. Снял почти весь груз и нас прихватил, хотя мог бы бросить хлебать соленую воду. Подлечил, кого надо, да и в целом отнесся по-человечески: дал еду, крышу над головой, тепло. К работе приставил: землю рыть, мешки таскать, — хмыкнул Людвиг, рассматривая загрубевшие руки, — ну так этим и его люди занимались. Север не любит лентяев, никого даром кормить не станет. Зато отослал нас на большую землю, едва сговорился о выкупе.
— И?
— Он обмолвился всего один раз кому-то из своих, просто не знал, что я услышу. Сказал, мол, за выполнение заказа с ним рассчитались, и что он не ожидал от давних врагов такой сговорчивости. А когда забирал за нас залог у одного из флотских, клянусь, хлопнул его по плечу, как старого знакомого, — Людвиг заложил руки за спину и произнес, опасливо косясь на закрытую дверь. — Не пойми меня превратно, но когда я чую мошенничество, то всегда интересуюсь, кому оно выгодно. И, судя по тому, что у вас тут произошло, точно не его величеству.
— Нет, — она качнула головой, — не ему.
Людвиг подошел к жене и всмотрелся в её глаза, полные тревоги:
— Я хочу забрать тебя отсюда домой. Теперь ты снова под моей защитой, да и я истосковался по нашей скромной берлоге.
— С удовольствием, — она улыбнулась светло и безмятежно. — Как только поблагодарим хозяина дома и Сюзанну, нельзя же уйти просто так, да еще в такой тяжелый день. Только, Людвиг, — она ласково провела кончиками пальцев по его щекам, — обещай, что будешь очень осторожен и не станешь рассказывать о своих подозрениях: ни в гильдии, ни где-либо еще.