Триумф королевы, или Замуж за палача
Шрифт:
— Этого тоже мало? — голос линаара прозвучал угрожающе глохо. — Обязательно смывать кровь кровью? Думаешь, я не вижу её лицо в кошмарах? Я помню каждого: убитого случайно и по приказу, умершего от магии, огня или безумия. Их воспоминания живут во мне, разъедая, как ржавчина железо. Но я научился жить с этим, принял, как неизбежную расплату за собственную слабость. Однако даже убийца имеет право на помилование.
— Ты не имеешь.
— А Фердинанд? Он имел? — Штрогге едва удавалось держать себя в руках. — Я был в воспоминаниях Мины, я знаю. Она рассказала ему о ребенке, просила отказаться
— Он был наследником, и он выбрал долг.
— Долг ничего не значил! — сильный рывок вновь заставил амарита прерваться. — Фердинанд мог оставить корону брату, но не сделал этого.
— И он заплатил за свою ошибку, пусть и не сразу, — едва слышно выдохнул амарит. — Он потерял честь и жизнь, ты потеряешь жизнь и любовь. Я заберу её у тебя, слышишь? Заставлю почувствовать, каково это.
— Нельзя отобрать то, чего нет.
Несмотря на свое жалкое положение, амарит рассмеялся:
— Ты — дитя Фазура, Максимилиан Штрогге, но и я — его творение. Сюзанна неспособна любить, однако это не значит, что на это не способен ты. — Рука Макса дрогнула, оставив на коже тонкий алый след. — И меня ты тоже не убьешь, потому что верно оцениваешь последствия. Ты не готов отказаться от мечты, упустить шанс, променяв его на месть. Не готов проиграть, и это делает тебя слабым.
Макс рывком убрал кинжал и отшвырнул от себя безвольное тело. Жаньи, шатаясь и хрипя, попятился к дальней стене, глядя на то, как вокруг Макса клубятся дымные полосы. Коснулся кровавой полосы на шее, криво усмехнулся.
— А ты готов проиграть? — хрипло произнес линаар. — Нас убьет не груз потерь. Нас убьет неумение ценить то, что мы все-таки сохранили.
Из коридора донесся топот множества ног и звон оружия, однако вбежавшие в зал стражи остановились в нерешительности под тяжелым взглядом окутанного магией линаара.
— С дороги, — коротко приказал он. — Вам все равно со мной не справиться. — Штрогге обернулся к Жаньи, рассматривая того с отвращением и жалостью. — Я сделал все, что мог. Пусть судят боги.
***
— Они не пойдут на уступки, — Макс вошел в её комнату без стука. Рывком расстегнул плащ, стащил перчатки, чувствуя, что злость все еще кипит внутри жидкой смолой. — Нам придется выбираться из этого дерьма самостоятельно.
— Знаю. — Она медленно разжала стиснутые ладони, рассматривая лежащий на них светящийся флакон, и задумчиво повторила: — Знаю.
За окнами сгущались сумерки, но в комнате горела всего одна свеча. Штрогге насторожился, рассмотрев в её неверном свете непривычно опущенные плечи Сюзанны, покрасневшие глаза, выражение растерянности и опустошения на лице. Такой разбитой она не выглядела ни в камере замка, даже после перенесенного насилия. Из нее словно разом вынули стержень, не позволявший сломаться, опустить руки и сдаться.
— Что случилось?
— Карл.
— И?
— Он ушел, — пояснила она с грустной улыбкой. — Совсем. Для него всего этого, — она обвела рукой комнату, явно имея в виду не ковры, картины и мебель, — оказалось слишком много. Прости, это так глупо: жаловаться мужу на расставание с человеком, с которым я же и изменила.
— Возможно, он поступил мудрее всех нас. Хотя бы выживет.
Макс заложил руки за спину и отвернулся к окну, удивляясь, что ему действительно не все равно. В первую их встречу линаар с легким сердцем убил бы соперника, окажись тот чуть более дерзким и заносчивым. Теперь же где-то глубоко внутри шевельнулось предательское чувство облегчения: хватит ему борьбы с собственным прошлым, сражаться еще и с воспоминаниями Сюзанны у него нет ни сил, ни желания. Быть может, Жаньи не так уж ошибся, считая, что она стала ему дорога. Не необходима, но… Просто отдать её, забыть, выкинуть из своей жизни, Макс бы уже не смог.
— Так всегда бывает? — тихо спросила она.
— Что именно?
— Власть отталкивает тех, кто нам дорог.
— Не знаю, — он расстегнул и снял сюртук, повел затекшими от напряжения плечами. — Я палач, а не духовник, Сюзанна. Я знаю только, что умирают люди всегда в одиночестве, даже если у эшафота стоит огромная толпа.
Она встала, подошла ближе, а потом внезапно прижалась к его спине, обхватив руками его талию и уткнувшись лбом между лопаток.
— Прости меня. Из-за меня столько всего произошло… Я не хотела этого, правда, — тепло её дыхания проникло сквозь тонкую ткань рубашки и коснулось его кожи. — Знай я, чем все обернется, отказалась бы от борьбы. Я совершила столько ошибок, причинила столько зла! Незнакомцам, друзьям, любимым. Даже тебе, о боги, даже тебе…
Её пальцы впились в его кожу — и Макс вздрогнул, чувствуя огонь, прокатившийся по телу от этого прикосновения.
— Мы оба давно не дети. И знали, на что идем, Вики.
— Вики, — повторила она с легким смешком. — Как странно слышать это прозвище от тебя.
— Не более странно, чем находиться здесь. Чем прикасаться друг к другу, — его рука накрыла её ладонь. — Чем вообще быть теми, кто мы есть на самом деле.
Он обернулся, рассматривая её в упор. Бледную, хрупкую, с закушенными от волнения губами. Медленно коснулся её щеки, большим пальцем очертил край губ. Она не откинула его руку, не отвернулась, только грудь, стянутая жестким лифом платья, стала подниматься чаще, выдавая волнение.
— Это может быть наша последняя ночь, — тихо произнесла она. — Не просто вместе, не как мужа и жены, как гостей в чужом доме, а вообще последняя, Макс. Я не знаю, что произойдет завтра, уверена лишь, что все снова изменится и теперь уже навсегда.
Он так и не убрал руку, чувствуя ток крови в её венах, биение пульса на шее, тепло кожи, переходящее в жар. Пустота в её глазах медленно таяла, сменяясь чем-то неуловимо-безумным, призывным, манящим.
— Я не могу ничего тебе обещать, как и не могу изменить того, что уже натворила. Ты — единственный, кто понимает, что за чудовище живет в этом теле, — она приложила руку сперва к груди, затем к виску: — и в этом разуме. Я не вправе требовать у тебя остаться со мной, — добавила она, глядя ему в глаза, — но буду рада, если ты сам этого захочешь.
— Всего одна ночь, Вики. И она не изменит ничего.
— О большем я и не прошу.
***
Фитиль зашипел и погас, комната погрузилась в полумрак. Сюзанна коснулась его груди в осторожной, изучающей ласке, поднялась к шее, дотронулась до изуродованной щеки, жестких волос, а потом снова — до груди, плоского живота, потянулась ниже. Макс молча перехватил её запястье, направляя и лишая возможности передумать.
— Смелее.
Она с вызовом вскинула голову, поймала его взгляд, потом аккуратно высвободилась и повернулась к нему спиной, перекинув волосы на грудь.