Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера
Шрифт:
– А Иванов не может многообещающий договор подвергнуть тщательному анализу.
– А вы знаете, что кредитное соглашение с Италией на триста пятьдесят миллионов лир уже заключено? Вот где работа была! Вот где работают способные Ответ-работники. Не то что наши миировцы!
– Да, ворочать советскими миллионными суммами – это вам не шуточки шутить!
– Иванов, по-моему, вообще не думает о растущей известности Миира.
– Это Сидоров не думает, а Иванов как раз думает!
– Вы хоть сами понимаете, что
– А что такое?
– А в чем дело?
– Вы сказали глупость!
– Я, например, хотела сказать, что приемов Миир давно не устраивал.
– Тоже мне сообщили!
– А вы человек, которому присущ только сухой цивилизованный юмор.
– Опять туманно и непонятно говорите!
– Ах! ах! ах!
– Да! да! да!
Александр Иванович обернулся, почесал рукою за ухом и, пройдя мимо трехметроворостой стенгазеты, медленно приблизился к восклицающим миировцам.
– Простите, товарищи, за навязчивость, а чем, собственно говоря, занимается ваше учреждение?
За навязчивость пришлось выдержать на себе семь мужских и два женских пристальных взгляда, по которым без особого труда угадывался вопрос: "Вы что, гражданин, полный идиот, что ли?" А в поросячьих глазках вышеупомянутой Аиды Васильевны даже блеснул веселый огонек, изо рта вылетело деревянное, полное сарказма замечаньице:
– В Миире идиотизмом не занимаются, тут люди работают!
– Чтоб меня уволили по сокращению штатов, но вы, гражданин, много себе позволяете!
Голос этот принадлежал худощавому мужчине в синей жилетке. – А он лобан!
– А почему лобан?
– Да вы посмотрите на него: ни лица, ни морды, один лоб – и тот безобразный! – пробасил сероглазый тип, хлопая себя по брюху.
– Благодарю вас, – с гусарской надменностью процедил Корейко и, поклонившись соответствующим образом, отошел от глупых миировцев и уселся на один из трех стульев напротив двери с табличкой "Бухгалтерия".
Контора большая, это ясно, – предался размышлениям бывший счетовод. – С оборотом тоже немалым, это понятно. Люди работают. Чем занимаются? Какая разница! Что мне нужно? Точнее, кто мне нужен? Конечно же, председатель. А их два! Непонятно. Бардак какой-то! А если так, то необходимо использовать этот бардак в своих целях. Как же их заинтересовать? Может быть, тягой к прогрессу? "Немхерес" – прогрессивный винный напиток? А что? Бредово? Да, бредово! Но могут клюнуть. Идиотам надо делать идиотские предложения! У них своя логика. Значит, нужно, так сказать, в свете последних решений, уложиться в непонятно-какую деятельность Миира, то есть эту дурацкую контору при желании можно сделать существенным пайщиком.
Пока Александр Иванович обнаруживал в себе способность нестандартно мыслить в ситуациях с идиотскими конторами, за дверью бухгалтерии раздавались битте-дриттовские возгласы.
– А вы меня буржуями не стращайте! Я в Миире главбух со дня основания! Счетовод вшивый! Вы и полушки не стоите! Буржуйчик вы недорезанный, Платон Миронович! Происхожденьецем своим, прямо скажу, не блещете!
– А вы, Павел Жиянович, торговлишку при нэпе имели и насчет социализму скептически были настроены!
– Это я-то скептически?
– Ну не я же!
– Нэп – это полная утопия!
Слово "утопия" было сказано с ударением на последнем слоге.
– Это вы сейчас рветесь, а внутри вас нэпманишко сидит! Знайте, звякните на меня доносом – я вас тоже не пощажу!
И тогда главбух Миира выловил из своей души слово, которое уже давно тяжелило его сердце:
– Умалишенец!
– Нэпман двурогий!
– Хватит, Платон Миронович, в бухгалтерии детсадовщиной заниматься! Хватит. Лучше работайте лучше!
– А я что, по-вашему, делаю? Вечно вы, товарищ Ксенофонтов, меня зажимаете, вот мы и ссоримся с вами. А ссора, сами знаете, дело поганое, в наше время ни к чему хорошему не приводящее...
– Знаете что?..
Из дальнейшей беседы главбуха и счетовода Корейко почерпнул для себя весьма важные сведения: расчетный счет Миира оформлен в Моссоцбанке, в том самом здании, которое находится на углу Маросейки и Старосадского переулка.
Но вот в коридоре показались двое. Первый – мужчина средних лет с атласным подбородком, бодрым казацким чубом и лобиком типа "Я человек положительный, но с характером!"; второй – мужчина закатных лет с байковым подбородком, трехволосной прической и лобиком типа "Я человек благородный и требую, чтобы все поступали благородно". Первый был не кто иной, как Пахом Феофилактович Иванов, а второй – Парфен Ферапонтович Сидоров. Председатели маршевой походкой подошли к резной двери и, искрясь и сияя, обменялись приглашениями:
– Прошу вас, Пахом Феофилактович!
– Ну уж нет, только после вас, Парфен Ферапонтович!
– Да как же это возможно? После вас! Только после вас!
– Окажите любезность, Парфен Ферапонтович, прошу вас!
Корейко подбежал к председателям.
– Товарищи, я к вам курьером из Немешаевска...
– А у вас назначено, товарищ? – одновременно спросили председатели.
– Так я...
– Не назначено? – шмыгнув носом, фыркнул Пахом Феофилактович.
– Запишитесь у секретаря! – учтиво добавил Парфен Ферапонтович.
И председатели, помрачнев, друг за другом вошли в приемную.
– Что ж вы, дорогая?.. – строго проговорил товарищ Иванов, обращаясь к секретарше.
– Не записали товарища на прием? – не менее строго добавил товарищ Сидоров. – Он к нам аж из Немешаевска прибыл... – прерывисто мурлыкнул Иванов. – А вы его в коридоре держите! – подпел звонким тенорком Сидоров. С этими замечаниями довольные председатели разошлись по своим кабинетам.