Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера
Шрифт:
– Так.. это... – пролепетал Корейко, удивленный таким скорым решением дела. – Завтра?
– Конечно же, завтра! – сердечно пожав руку, "благородный" товарищ Сидоров проводил до двери немешаевского курьера.
Курьер скорым шагом выбрался на улицу.
В 17.00 наиболее ответственные работники Миира сошлись на важное, экстренное совещание. За обширным столом из красного дерева заседали: Пахом Феофилактович и Парфен Ферапонтович, главбух Павел Жиянович Ксенофонтов, важная персона ангел-хранитель большой и круглой печати товарищ Рыбкин-Мяскин, товарищ Любомиров и Аида Васильевна
На следующее утро, когда контору о двух председателях вновь посетил курьер из Немешаевска, в вестибюле на доске объявлений висела бумага, сообщавшая, что Миир становится пайщиком акционерного общества "Немхерес" и в качестве первого взноса отправляет в Немешаевск ни много ни мало десять миллионов рублей!
Александр Иванович потер зачесавшийся нос. Ему показалось, что где-то заиграла музыка. Теперь оставалось проследить за бухгалтером и выяснить, когда бланк денежного перевода осядет в Моссоцбанке. Александр Иванович гадливо улыбнулся и поднялся на третий этаж.
Глава 23
ДОЧЬ ЗЕВСА И СЕСТРА ДИОСКУРОВ
В природе все увязано и укручено: мужчины инфантильны, когда нет праздников, женщины индифферентны без банкетов, дети анемичны, когда нет веселых утренников. Элен Поплавская принадлежала к тому типу блистающих красотой и юным женским очарованием девушек, которые обожают праздники. Элен работала в солидном московском банке. Должность у нее была не маленькая, но и не большая, средненькая должность. Поплавская руководила в банке отделом междугородних переводов. Она занимала в меру просторный кабинетик с сейфом, яичного цвета столом и сверкающей велосипедным звонком пишущей машинкой.
Сухонькая канцелярская обстановка кабинета междугородних переводов совершенно не увязывалась с обликом молодой, стройной и красивой Элен. Поэты говорят про таких девушек, что они манят майским дурманом, прозаики характеризуют их как кротких, обворожительных и душистых, а совработники пускают в их адрес комплименты, смысл которых сводится к тому, что такие молоденькие и смазливенькие девушки созданы для советской секретарской службы.
Чтобы наш рассказ не показался читателю скучным и, как заикнулся бы Александр Иванович Корейко, закомуристым, попробуем познакомить великого комбинатора с Элен Поплавской и посмотрим, что из этого получится...
Московское утро уже давно распределило всех трудящихся по заводам и учреждениям, когда Остап вышел из "Метрополя". В Театральном проезде он задержался у книжного развала, поболтал с букинистами, полистал какую-то шикарную книгу, потом не спеша, подставляя солнцу довольное лицо, прогулялся вдоль Китайгородской стены, дошел до Маросейки и скоро остановился там, куда, собственно, и держал путь. Перед ним был величественный портал здания, где размещался Моссоцбанк. Прекрасный Остап открыл дубовую дверь.
– А я-то думал, что попаду в кооперативную артель лжеинвалидов! – ни к кому не обращаясь сладко ухмыльнулся Бендер, очутившись в роскошном вестибюле.
И в самом деле, обширный вестибюль с колоннами, гранитной лестницей и матовыми лампионами был так старорежимно великолепен, что нужно было обладать больной фантазией, чтобы приписать его к собственности вшивой артели лжеинвалидов. Правда, лакеев, снимающих с посетителей верхнюю одежду, здесь не было, но зато был швейцар. Внешностью он смахивал на театрального капельдинера.
Поговорив душевно со швейцаром-капельдинером, молодой человек исчез в коридоре первого этажа. Ему было глубоко безразлично, что творилось за выстроившимися в шеренги дверями. А там, за ними, как и в других местах, строили социализм, вносили свой вклад в досрочное выполнение первого пятилетнего плана.
– Мы им отпустили десять тысяч рублей на приспособление усадеб.
– Это так. Кто спорит? Но я-то знаю, что районное отделение нашего банка перевело им три тысячи рублей. А это как?
– Сам не знаю!
– Я прослужил в этом банке десять лет. Десять! Представляете?
– В конце прошлого года мы им задебетовали три тысячи рублей. Оперируйте, мол. Организуйтесь. Никакого результата. Мы им шлем запросы об обмолоте хлебов, о подготовке кадров, а они молчат!
– Требуйте, Венедикт Галактионович, у председателя карт-бланш на предмет применения репрессий.
– Все боятся ответственности.
– Можно с ума сойти от баланса этого года! А вся отчетность на мне висит. И вы считаете, что это нормальная работа?
– Правительству удалось получить заем в Италии на триста миллионов лир. А мы потерпели убытков на двести тысяч!
– Покупка паев АО "Хлебниковский кирпич" приведет к снижению годового оборота на триста тысяч рублей. Это очень плохо, товарищ Непридержайко. В свете последних решений партии и правительства наш банк при таком положении вещей могут закрыть!
"Словом, куда ни глянь, кипит работа!" – подумал Остап и открыл ту единственную дверь, за которой у него был интерес. Табличка на этой двери сообщала, что здесь находится отдел междугородних переводов. За столом сидела белокурая девушка с розовыми щечками и мягкими губами. Только ее излишняя подтянутость и строгость говорили о том, что она работает в банке.
– Разрешите? – деловито начал Остап.
– Да, пожалуйста, – ответили мягкие губки.
Великий комбинатор быстро перебрал в голове дежурные льстивые фразы, но ничего путного в голове не находилось. "Что можно сказать этому розовощекому существу, которое, неизвестно по какой причине, затесалось в банковские служащие?" От нее исходил сладковатый аромат дорогих духов. Белое платье делало весьма выразительным ее лицо. К платью была приколота красивая брошь из слоновой кости. Бендер почти шепотом произнес: