Трижды заслуженная вдова
Шрифт:
— Вот еще! — фыркнула мучительница. — Я знаю приличное количество людей, которые употребляют водку декалитрами на квадратный килограмм тела, и ничего. Живы… пока. К тому же ты не просто так, ты с закуской! Пей!
Я взяла стакан и понюхала. Отвратительный запах! Ну и ладно, решила я, умру так умру!
— Без тебя не буду! — заявила я подруге. — Я не алкоголик, чтобы пить в одиночку, а у тебя, между прочим, тоже стресс!
— Это точно, — согласно кивнула она. — Я еще в машине, когда ты на взлет пошла, два раза «Отче наш» прочитала. Я мигом!
Через минуту Людмила вернулась с таким же стаканом и еще одним огурчиком.
— Ну, старушка, будем здоровы!
Люська выдохнула и в несколько глотков осушила стакан, а затем смачно захрустела огурцом. По правде говоря, я сильно сомневалась, что мое здоровье восстановится после такой лечебной процедуры, но, зажмурившись, последовала предписанию более опытной подруги.
Водка обожгла горло, дыхание сбилось, а из глаз брызнули слезы.
— Огурчик, огурчик откушай! — засуетилась Люська.
Я бы, конечно, и откушала, да только с пищеварением у меня наметились кое-какие проблемы. Мне казалось, что теперь я смогу принимать только жидкую пищу. Недолго думая, я зачерпнула тепленькой водички прямо из ванны и залила пожар, бушевавший в желудке. Стало заметно легче. Теперь можно и огурчика тяпнуть. Задумчиво похрустев корнишоном, я завернулась в махровый халат, предоставленный мне Люськой, и протопала в комнату. Усевшись с ногами на диван, я неожиданно заявила:
— Соню убили!
Подруга громко икнула и уставилась на меня.
— Да, — кивнула я, — убили! Мне кажется, у нее были испорчены тормоза. Понимаешь, как бы человек ни спешил, перед выездом на трассу он обязательно остановится… Она же промчалась, как ракета.
— Но… Ведь сами по себе тормоза не могут сломаться! — сделала глубокомысленный вывод Людмила. — Значит…
— Правильно! — похвалила я ее. — Зна-чит, их кто-то испортил! Нам с тобой только остается выяснить, кто этот таинственный вредитель, — и, считай, дело о наследстве раскрыто!
В этом месте я захлюпала носом и пустила большую крокодилью слезу.
— Люсь, Соня хоть и стерва, но ведь тоже человек! Мне ее почему-то жалко! А тебе?
— И мне, — согласилась Люська. — Не быть ей четвертый раз замужем…
Она перебралась ко мне на диван, мы обнялись и на два голоса заревели. Потом успокоились и затянули «жалостную» песню:
Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина?
Головой склоняясь
До самого тына…
Упражнения по вокалу прервал настойчивый звонок в дверь.
— Кого это черт несет? — проворчала подруга и, слегка пошатываясь, поплелась открывать.
Черт принес Вовку Ульянова. Честно говоря, его участившиеся визиты стали мне порядком надоедать.
— Чего приперся? — сфокусировав взгляд в районе его переносицы, любезно поинтересовалась я. — Вот нажалуюсь Дуське, что вместо работы ты по бабам мотаешься. Она тебе живо хвост прищемит!
Ульянов потянул носом воздух и заявил:
— Что-то у вас тут спиртным попахивает!
— Это мы с Евгенией Андревной компрессом балуемся! — заплетающимся языком пояснила Люська. — Растираниями опять же… Лечимся мы!
— Что же за хворь такая с вами приключилась? — ехидно поинтересовался Вовка, уже поняв, что мы с Люськой пьяны, как сапожники.
— А вот это — не твое ментовское дело! — огрызнулась я. — Топай домой, и нечего к чужим бабам приставать!
— Да какие ж вы бабы? — искренне удивился Вовка. — Так… суслики пьяные.
Люська возмущенно хватанула ртом воздух и закашлялась. Я же почувствовала, что закипаю, как большой тульский самовар.
— А ну, встать! — рявкнул Вовка.
От неожиданности мы с Люськой вскочили, но равновесия не удержали, тюкнулись лбами и снова рухнули на диван. Улья-нов рывком поставил нас на ноги и по очереди растащил в разные углы комнаты.
— Стоять! — приказал он, заметив, что я начала заваливаться набок. — В глаза смотри, ну!
Вот урод, прости господи! Если этот, с позволения сказать, следователь и к подследственным применяет такие методы допроса, то я не удивляюсь, что он так быстро дорос до подполковника. У него, наверное, стопроцентная раскрываемость! Даже мне захотелось в чем-нибудь признаться, что же говорить о несчастных преступниках?! Огромным усилием воли я подавила в себе желание покаяться.
— Господи! — пробормотала я, вжавшись в стену. — И как это мою Дусеньку угораздило за такого придурка замуж выскочить? И чем ей, сестренке моей любимой, в девках плохо жилось?! Наградила, зараза африканская, родственничком, чтоб ему брюхо его ментовское разорвало!
Ульянов быстро сообразил, что раз я ругаюсь, значит, пришла в себя, и пошел реанимировать Люську. Подруге было нехорошо. Она закатила глаза и очень медленно сползала по стенке вниз, беззвучно шевеля губами. Если Ульянов и на нее так рявкнет, то бедняжке и «Отче наш» не поможет! Вовка, вероятно, понял, что Люська натура нежная, не закаленная частым общением с ним. Поэтому он бережно поднял ее на руки и перенес в кресло. Убедившись, что она пока еще не скончалась от разрыва сердца, следователь поманил меня пальцем и молча указал на другое кресло, стоявшее по другую сторону журнального столика. Призвав на голову подполковника самые страшные небесные кары и добавив парочку от себя лично, я послушно села. Сам следователь поставил стул посреди комнаты, оседлал его и спокойно произнес:
— Ну?
— Ну… — слабо отозвалась я.
— Я вас, кажется, предупреждал…
— О чем, Вова? — я твердо решила пойти в несознанку.
— Значит, чистосердечного признания не будет? — почти радостно констатировал он.
— А ты что, господь бог, чтоб перед тобой каяться? — вынырнула на миг из прострации Люська и тотчас впала обратно.
— Для вас, милые барышни, я сейчас и бог, и царь, и следователь. — Вовка был странно терпелив, и это здорово нервировало. — Что вы делали сегодня у Сони Либерман?