Трижды заслуженная вдова
Шрифт:
Я была потрясена таким коварством подруги и хотела было отправить ее домой общественным транспортом, как внезапно увидела Тенгиза, бегущего от дверей прокуратуры.
— Евгения Андреевна, постой! — крикнул он, размахивая моим рюкзачком. — Ты забыла!
Оказывается, я так быстро покинула Ульянова, что оставила свой рюкзак висеть на спинке стула.
— Люська, в машину, быстро! — скомандовала я, и мы обе влезли в салон.
У Тенгиза было два варианта: либо последовать нашему примеру, либо мерзнуть с моим рюкзачком возле машины в ожидании, когда я соизволю
Тенгизик, казалось, ничуть не удивился такому повороту событий. Он сидел на заднем сиденье и ворчал:
— Вот ведь что за женщина! Сначала обзывает нехорошими словами, потом похищает… Клянусь мамой, тебе надо было джигитом родиться! Куда едем?
Кажется, сам факт похищения молодого грузина ничуть не огорчил, скорее, наоборот: парень выглядел весьма довольным.
— Тут недалеко, — туманно ответила я, сворачивая в какой-то дворик и останавливаясь. — Разговор есть.
— А-а, — разочарованно протянул эксперт. — Так вы не будете выкуп требовать? А я-то думал… Ну ладно, что за тема?
— Соня Либерман, — напрямик сказала я. — Причина гибели, насколько известно, перерезанные тормозные шланги. Ты можешь сказать, во сколько примерно их перерезали?
Тенгиз печально посмотрел на меня и покачал головой:
— Ну, дорогая моя, я эксперт, а не волшебник. И от Сони, и от машины мало что осталось. Так, рожки да ножки…
Тенгиз замолчал. Молчали и мы. Если б только знать, когда Соне шланги перерезали! Накануне к мадам никто не наведывался. Она сама куда-то моталась по делам. А утром, точнее, в час, в день гибели у Либерманши были только мы. Но я, к примеру, совершенно точно знаю, что ни я, ни Люська никаких диверсий не совершали. А вот Левка… С другой же стороны, есть еще охранник. Но я не нахожу причин ни у того, ни у другого желать смерти Софье Арноль-довне. Впрочем, нужно будет еще разок Левку допросить. Я ему не прокуратура, мне он все выложит! Опять же с охранником стоит потолковать…
Составив таким образом нехитрый план действий, я с удивлением отметила, что Тенгиз и Люська о чем-то мило беседуют.
— Эй, — я бесцеремонно прервала их разговор, — мы тебя, Тенгиз, сейчас доставим обратно, а сами смотаемся ненадолго в одно местечко…
— Не советую, Жень, — предупредил Тенгиз. — Лучше домой езжайте, пирожки мужьям пеките.
— Это почему же?
— Ильич сильно гневаться изволит, — охотно пояснил эксперт, — даже имени твоего спокойно слышать не может — морщится, как от лимона…
Оставив без внимания совет Тенгиза, я поехала обратно к прокуратуре. Уже у самых дверей этого богоугодного заведения, поинтересовалась:
— Слышь, царский советник, а о старушке Либерман есть новости?
Ничуть не обидевшись, Тенгиз ответил:
— В общем-то, нет, если не считать того, что в крови у бабульки обнаружены следы снотворного…
— Ты хочешь сказать…
— …что кто-то очень хотел, чтобы она заснула в ванне. Но доза оказалась явно маловатой, не успела подействовать и пришлось старушку руками топить.
— А может, она сама снотворное приняла?
— Может, и сама. Ну все? Я могу быть свободен?
— Иди, — разрешила я и, подумав, добавила: — Спасибо.
Тенгиз широко улыбнулся и скрылся в здании.
Как только я тронулась с места, Люська, заелозив на сиденье, без особой надежды поинтересовалась:
— Домой, Жень?
— Зачем?
— Так ведь Вовка… И потом подписка… Тенгиз тоже советовал…
Я бросила на подругу презрительный взгляд. Она вздохнула и, похоже, смирилась со своей судьбой.
Через час мы тормозили в Капустине, возле дома покойной Сони Либерман. На наш звонок из калитки вышел молодой парень и не слишком любезно спросил:
— Чего надо?
— Привет, — ответила я, — а ты кто?
— Конь в пальто! — огрызнулся парень.
— Ты, мальчик, не груби тете, — строго посоветовала Люська. — Тетя у нас сердитая, ежели разозлится, может и по шее двинуть! Лучше ответь нам на несколько вопросов, глядишь, и повезет тебе — на свободе еще немного погуляешь!
Парень слегка побледнел и еще раз, но уже другим тоном спросил:
— Чего вы хотите?
— Умница, — похвалила я его, — быстро соображаешь! Ты работал, когда Соня погибла?
— Н-нет, не я! Серега один в то дежурство маялся.
— А что у вас за график?
— Обычный. Двое суток мы с Толяном, а двое — Серый с Пашкой. В ту смену у Пашки как раз приступ аппендицита случился. Его отсюда на «Скорой» и увезли. Серый решил один додежурить, а уж в следующую смену дружка своего прихватить, пока, значит, Пашка лечиться будет…
— Ага, ясно, — я задумчиво почесала затылок. — А где мы можем Серегу этого найти?
— Так это… В тюрьме… — паренек побледнел еще больше. — Его ведь задержали… до выяснения…
Во как! Охранника, значит, под замок, а у нас с Люськой — подписка о невыезде. Хорошо все-таки иметь Вовку в родственниках!
— Ой, господи, совсем из головы вылетело! — всплеснула я руками. — А Паша, говоришь, в больнице?
Парень кивнул.
— В какой?
— В центральной, городской… Хирургия, девятая палата… Чертов его фамилия… А меня Василий зовут, — добавил охранник.
Я кивнула и задала еще один вопрос:
— Слушай, Вася, а Соня часто вас привлекала к работе в качестве шофера?
— Бывало. Тогда один оставался на объекте, а другой шоферил…
— А сейчас напарник твой где?
— Обход делает. Позвать?
— Да нет, не надо, — отказалась я. — Ты, пожалуй, скажи нам адрес Пашки, на всякий случай…
Василий дал нам домашний адрес Павла, помахал рукой на прощание и попросил:
— Вы ему привет передавайте…
К счастью, Павел жил в нашем городе и лечил свой аппендицит в нашей же городской больнице. Поэтому Люська ворчала совсем недолго и вскоре уже с чувством подпевала моему любимому Меладзе, кассету которого я практически не вынимаю из магнитолы.