Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— А то. Вы завтра уйдёте, а они, прознав, что капище без защиты осталось, снова явятся. Надевайте личины. И мечами пока не машите.
— Но как же так случилось… — начал было Розмич.
— После объясню, — шикнул волхв. — Близко уже! Облачайтесь! Извиняйте, но окрутить [43] не поспею.
— И так хороши, — острил верный себе Ловчан.
Шубы оказались впору, будто страж капища точно знал, кто явится на помощь, и шил по размеру. Рукава, к удивлению дружинников, были глухими — заканчивались
43
Окрута — оборотничество, ритуал по вживанию в образ зверя.
Розмич первым разглядел, что «лапы» непростые — между «пальцев» закреплены ножи. Железо тронуто ржавчиной, но острей иного меча будет. Если сжать кулак, ножи аккурат меж костяшек становятся.
— И как такими драться? — тихо спросил он.
— Как бер дерётся, — пожал плечами старик. — Не сможешь — бей кулаком, как обычно. Ну а совсем худо станет — сбрасывай личину и руби мечом.
«Мда… — подумалось Розмичу. — Не видел ты, дед, настоящего сражения. Когда же там раздеваться-то?»
— Они обычно без броней приходят, — пояснял волхв, натягивая шубу белого зверя. — Вооружены ножами и охотницкими луками. Лучников я на себя возьму, а вы бейте тех, кто в круг пройдёт.
— Насмерть бить? — уточнил Ловчан.
— А пускай и насмерть, — поразмыслив, заключил старик. — Только одного живым оставьте.
— Добре, — кивнул дружинник.
Из землянки выбрались беззвучно, след в след. Снаружи было темно, как в бочке с дёгтем, даже звёзды отчего-то попрятались. Ноздрей коснулся студёный воздух, наполненный запахом хвои и сырости. Чудно ощущать дыхание осени, когда лето ещё в силе. Ещё чуднее поджидать врага не на поле брани, а в святом месте.
Волхв, который шел первым, сразу же растворился в ночной тьме. Розмич с Ловчаном разделились — первый отправился к живой изгороди, второй к идолу. Оба, как ни старались, ходили гораздо громче старца, да и звериного проворства выказать не сумели. Будь на дворе день, ни один враг не поверил бы, что перед ним нелюди.
Несмотря на ночной холод, в меховых одеяньях было жарко. Зато личины оказались на удивление удобными — на головах сидели прочнее шлемов и обзор почти не скрадывали. Хотя на кой тот обзор, если вокруг темень, в которой собственную руку с трудом различаешь?
Замерли. Каждый вслушивался в происходящее, пытаясь определить, с какой стороны нападут. Но в лесу было тише, чем на старом кладбище. Только деревья постанывали от порывов налетающего ветра да изредка потрескивали ветки.
Высокий кустарник стоял полукругом, защищая капище с южной и западной стороны. Остальную часть прикрывал валежник — перебраться через такие завалы невозможно, тем более в темноте. Так что, если придут, будут штурмовать ежевичный плетень. За ним-то Розмич и присматривал. Сперва ходил, после присел у самой ограды.
Немного погодя Розмич начал молчаливо костерить волхва, —
Он уже подумывал снять личину и отправиться досыпать, как за изгородью послышалось бряцанье.
Воин, как мог тихо, отстранился. По-звериному припал к земле.
Короткий свист, и кусок ограды, кажется, шевельнулся. За свистом последовала приглушенная, неразборчивая брань. Надо думать, покусившийся на колючее растение не озаботился защитить руки и лицо.
Опять свист, уже отчётливей. Следом — треск веток и недовольное бурчание.
Розмич поймал себя на том, что наблюдает за нарушителями с огромным интересом. Так старый, умудрённый жизнью пёс глядит на крадущихся к курятнику воришек. Не посвящённым в охотницкие забавы кажется, будто страж ленив или глух, а тот всего лишь упрощает свою работу: пусть супостаты осмелеют, оставят осторожность и подойдут ближе… Разумнее совершить единственный прыжок, чем гоняться за ними по всему двору.
Он даже усмехнулся мысленно — вот что с людьми звериная личина делает! Особливо если волхвом дадена.
«Гости» проникали на капище по одному и, несмотря на царящую темень, видны были отчётливо. Розмич тут же обозвал пришельцев остолопами — иные не сообразят чёрной ночью в белоснежные рубахи вырядиться. Громко клацнул зубами, чтобы обозначить своё присутствие, но враги не обратили внимания на посторонний звук.
«Тем лучше, — заключил дружинник. — Дураков бить не жалко. Их в последние лета слишком много расплодилось».
Только веселье кончилось быстро — отряд чужаков разделился. Двое остались сторожить вырубленный в изгороди проход, а четверо воровато двинулись к идолу. В том, что Ловчан четверых сразу не остановит, сомнений не было.
Поспешить на помощь Ловчану — «охранники» точно сбегут, заслышав схватку. Порезать их — тоже шум поднимется, и те, что пошли к сердцу капища, услышат, станут в разы опаснее. Тогда Ловчану точно не поздоровится.
Видать, правильно учил воевода: над глупостью врага можно смеяться только после того, как съешь его печень.
И всё-таки Розмич рискнул.
Он поднялся, на цыпочках обошел дозорных и, ухватив за волосы, хряпнул головами друг о друга — благо стояли рядом. Те даже вскрикнуть не успели.
«Тьфу ты! — выругался воин мысленно. — Пустые горшки и то звонче бьются!»
Придерживая за волосы, осторожно опустил сторожей на землю. Не задумываясь, прошёлся когтями по горлу первого, тут же отскочил — кровь из порванной вены стрелой ударила в воздух. Едва не намочила личину. Второму горло вскрыл аккуратней, так, чтоб кровь не била, а, как положено, булькала и уходила в землю.
Управился вовремя — в глубине капища раздался мощный рык.
Опознать в хищном кличе голос Ловчана было невозможно. На мгновенье Розмичу почудилось, будто в святилище действительно явились прислужники Велеса. Но осмыслить догадку не успел — ноги уже мчали туда, где намечалась новая схватка.