Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— Тьфу ты! Срань какая!
— Вот и я про то же. Поначалу только говорили, теперь капища разоряют. Ты много святилищ близ Белозера видел?
— Я всего два дня, как приехал, — потупился Розмич.
— А не ищи! Всё равно не найдёшь. Это — самое ближнее. Остальные — всё, поруганы и порублены.
От такой новости дружинник захлебнулся воздухом.
— Не может быть! — выпалил он.
— Ну раз не веришь, тогда проверяй. — Выглядел старик совсем равнодушно. Видать, не врал. — А я покамест отбиваюсь. Видишь,
— Да уж… — согласился Розмич.
И ужаснулся: а если бы сватовство не расстроилось? Если бы душа чуть меньше болела? Ведь не пришёл бы сюда! Какой дружинник променяет весёлый пир в общинной избе на моление богу?
— Я бы, конечно, удрал, — продолжал рассуждать старик. — А вот издолб мой бегать не умеет… Корнями он в этот лес врос.
— Но ведь они… глупые! Значит, одолеть — пара пустяков!
— Это почему же глупые?
— Ну а как назвать человека, который под покровом тьмы схорониться вздумал, а сам в белую рубаху обрядился?
— Ха! Да это не просто так! Они ж меня колдуном мнят, а место сие — чёрным. Очищать шли, вот и вырядились. Вроде как они — светлым служат. Вроде бы платье белое от злых духов лесных хранит. Видел, и знаки у них вышиты особенные? Не деревенские они. Тот, кто посылал их, и богам нашим, и словенам завидует — извести хочет всеми силами. И волшебными, ведаю.
— Всё равно глупые. Любой умысел, если делу вредит, — глупость.
— Ну… тебе, конечно, видней.
Разговор с волхвом распалил не на шутку. Розмич даже не заметил, как допил вино и принялся отщипывать от принесённой стариком булки. Желудок, хоть и помнил недавний обряд, не противился.
Словен всё пытался подобрать слова и доводы, найти хоть одно разумное объяснение.
— Значит, гнева богов вепсы не боятся? — спросил он.
Волхв рассмеялся. Только веселье было ненастоящим, горьким:
— Да им наши боги, что тебе ромейский Христос! — И, заметив ошарашенный взгляд воина, добавил: — Ты погоди, ещё немного, и врать начнут, будто мы своих богов выдумали. Или, что вернее, украли.
— Как украли? У кого?
— У них же, у веси — вепсов. Ну, или ещё у какой чуди. Одна зараза.
— Но ведь имена… — начал было Розмич.
— Переиначили, — волхв пожал плечами и отстранился, уставившись на небо.
В небесной синеве как раз проплывал утиный клин. Толстые, откормленные птицы летели низко. Даже не приглядываясь, видно — отожрались за лето так, что еле крыльями шевелят.
— А князь? — не унимался дружинник.
— Что князь?
— Князь! Он ведь Рюриков сын! Пожаловаться, объяснить! Челом бить…
— Объяснишь ему, как же… Жёнку его видел? Вепсянская душа. Она ему в уши так заливает, как ни одна словенка не сможет. У словенки просто совести не хватит так мужиком крутить.
— Но Полат…
— Полат… Слабенький он, Полат твой. И верит кому ни попадя. До него хоть как-то жили. Мирно жили, надо сказать, это ж самое пограничье Славии — если обиды и были, терпели. А Сивар-варяг явился — мы уж духом воспряли, порядок наведёт, да погиб сей князь, недолго правил… Вот тогда-то белозёрская весь вконец обнаглела. При Полате окажешься — приглядись: сколько бояр вепсянских, сколько словенских. То-то же!
— Мда… Невесело живёте, — заключил Розмич. От расстройства пнул безмятежно сопящего Ловчана в бок.
Соратник подскочил, словно ужаленный, завертел головой.
— А? Чего? Уснул?
— Ага. И проспал.
— Чего проспал? Кого проспал?
— Тут вепсянки приходили, — обронил Розмич небрежно. И когда глаза Ловчана стали поболе блюдец, добавил: — Все, как одна, голые. Глянули на твою сонную морду, плюнули и ушли.
— Да ну тебя! — взвился Ловчан.
— Возвращаться пора! — сказал Розмич в тон. — Не то, чего доброго, без нас в Новгород уйдут.
Волхв вдруг насупился, запыхтел потревоженным ежом. Взгляд его поплыл, придавая лицу пугающие черты. Да и голос прозвучал недобро:
— Не надо. Обождите в Белозеро возвращаться.
— Это почему? — нахмурился Ловчан. — Снова гостей из веси учуял?
Служитель капища замотал головой, будто конь, нюхнувший заморского перца. Повторил куда суровей прежнего:
— Не ходите. Я вам приют дам. И кормить стану.
Подобного поворота дружинники не ждали. Ловчан немедля поднялся на ноги, низко поклонился старику:
— За хлеб и всё прочее благодарствуем, но раз новых гостей не предвидится, восвояси пойдём.
Розмич Ловчана поддержал, хотя самому покидать мрачное святилище не хотелось. Несмотря на все события и трупную вонь, что по-прежнему щекотала нос.
— Нам и впрямь пора. В Белозере вверенные мне дружинники остались. Да и с князем Полатом объясниться надобно. Он ведь сватом моим был, а я сорвался, ушёл куда глаза глядели. Стало быть, подвёл князя.
Он тоже поклонился старику и уговоры, которыми не пойми с чего разразился волхв, слушать не стал.
«Погуляли по окрестностям, и будет», — мысленно заключил он.
И всё-таки, когда протискивались через дыру, прорубленную в колючей изгороди, обернулся. Волхв застыл столбом, а поймав прощальный взгляд Розмича, встрепенулся, спешно начертил в воздухе обережный знак. На сердце дружинника стало много легче — ежели старик благословил, значит, зла не держит.
А вот Ловчан спокойствия друга не разделял… Едва удалились от капища на приличное расстояние, пристал:
— Нет, ну ты видал? Вот стручок сушеный!