Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— Вот беда-то…
Ему ответили не менее печальным голосом:
— А че беда? Княжит Рюрик и княжит. Народ не обижает…
— Сейчас не обижает, а что после будет? Особливо если мурмане ещё понаедут.
— Да ничего, — буркнул спорщик. — Не мужицкое это занятие — о делах княжества рассуждать. Сами разберутся, без нас.
— Это как же без нас? — ахнул кто-то. — А сход народный на что?
Вяч кивнул, его ладони сжались в кулаки, мышцы под потрепанной тканью рубахи вздулись.
— Вот так всегда. Рассуждаем, потрясаем кулаками, грозимся, а как только до дела доходит — в кусты. А после на власть пеняем, дескать, и головы дырявые, и руки не чисты.
Мужики загудели: одни кивали, другие роптали, спорили. Сумерки за окном превратились в непроглядную темень, огонек в углу стал ярче — так всегда бывает, когда догорает лучина. Вяч поднялся, выпрямился. Следом за ним повставали и остальные. Покидали избу по трое, молчаливые и угрюмые.
Целую неделю отец и на шаг от себя не отпускал, и порол каждый день. Все учил, приговаривал. Добря не перечил, терпел, стиснув зубы. Другие плотники посмеивались над мальчишкой и тоже поучали. Солнце, наконец, утихомирилось, все чаще стал набегать прохладный ветерок. И пунцовые тучи все чаще изливали на луга и леса живительную влагу.
Добря безропотно строгал доски, очищал от коры бревна. За неделю закончили строить дом для одного из подручных князя, начали мостить новую площадь. Старая ведь крошечной была, без отмостки, едва с неба упадет хоть одна капля, превращается в жирное месиво. А новую — поднимут так, что никакая грязь не страшна.
Горожане снуют, радуются. Изредка то один, то другой подходит к отцу, что-то спрашивает. Тот отвечает важно, свысока. А те вроде как пригибают головы, слушают с разинутыми ртами.
«А может, плотничать — не так уж и плохо?» — подумалось однажды Добре.
Но едва увидел конников в блестящих доспехах — сразу передумал. Вяч заметил мечтательный взгляд сына, сказал:
— Хозяйка Судеб никогда не назначит воином того, кто рожден простым человеком. Даже если бражки перепьет — все одно не назначит. Зато плотник — человек свободный, сам себе господин. И работа не переведется, людям-то крыша над головой нужна, кто бы ни княжил.
Добря кивал, лепетал в ответ что-то согласительное, но, едва выдавалась свободная минутка, мечтал о княжьем дворе. О том, как сожмет в ладони обмотанную кожами рукоять верного меча, набросит на плечи плащ и, гордо вскинув подбородок, впрыгнет в седло. И пока гривастый будет медленно вышагивать к городским воротам, вслед за ним помчатся мальчишки, выкрикивая славления.
Глава 3
Воины хмурились, но слушали внимательно и жадно.
— Рюрик неспроста выбрал это место, — сказал Вадим. — Холм, на котором стоит город, только на первый взгляд пологий, а на самом деле — высок. С одной стороны отгорожен рекой, а остальные земли с ранней весны и до лета залиты водой, так что только с реки подойти можно. Но там путь преграждает крепость, круглая, как блин, она чуть ли не над самой водой стоит.
— Да… Рюрик свой городишко на северный манер строил, — усмехнулся Бес. — Плут.
Вадим кивнул, продолжил:
— Из крепости вся река просматривается, поэтому и на лодьях незамеченными не подойти. Да и течение против нас. Остается только по суше, и только когда болота чуть подсохнут. До частокола дома мастеровых, за частоколом — Рюриково подворье, а там и до крепости рукой подать.
— Получается, Рюрик сам себя запер? — запоздало пробормотал кто-то.
— Отчего же сразу «запер»? — возразил Вадим, добавил с досадой: — Это к нему не пробраться, а вагаряги-то [2] куда хочешь по воде дойдут.
2
«Вагаряги» — вариант написания или произношения имени «варягов» или же вагров, зафиксированный в Никоновской летописи, в лето 6370-е.
— Как дойдут, так и не вернутся. Много ли их там, варягов-то? Холм не шибко велик. Я это к тому, — пояснил Бес, — что и Рюрик не дурак. Ему бы в берег где вцепиться, а дальше — больше. В наших землях принято с берега княжить, а не с лодьи.
— Уже вцепился. Вяч в поте лица трудится, избы ставит да терема для знати. Но в саму-то крепость нашего плотника не допущают, там варяжские мастера работают. Но Вяч со стороны поглядел. Они сперва вал насыпали, в него клети с камнями и песком погрузили, а поверх клали слой за слоем дубье да крепили вперемешку тем же песком и глиной.
— Велика крепость-то?
— Ну, не знаю, шагов под сто в поперечнике, и стены — в три сажени высотой.
— А кто сторожит? — уточнил Бес.
— Вяч говорит, есть там и мурмане, что при молодой жене Рюриковой, есть и варяги. Все награбленное у местных сносят туда. Правда, многие уж собственными дворами за стеною обзавелись. В крепости долго не проживешь, там только небольшой дозорный отряд. И коли нагрянем нежданно и успеем посечь всех на улицах да в домах, то и крепость брать не придется — некому оборонять станет. Главное — все заморское семя вырезать подчистую.
— И женщин?
Вадим чуть оскалился, ответил со смешком:
— Да разве ж у них женщины? — и уточнил серьезно: — Их тоже, особенно своих, ильмерских, что под варягов да мурманов легли. Но сперва — мужчин и подростков. Из волчат только волки вырастают.
По дому плыл манящий аромат каши. Мамка раскраснелась, вынимая горшок из печи, тяжело водрузила на стол. Добря нетерпеливо постукивал ложкой, младшие тоже ждали, даже Любка, которая едва вылезла из пеленок, подпирала ладошками щеки и облизывала губы. Добря поглядывал на сестру хмуро, все не мог понять, как такое возможно: ещё вчера была пищащим комочком, а сейчас — голубоглазое чудо, и губы надувает по-женски, мать копирует. Младшие братья, погодки, то и дело дергают за рукав, ноют, просят взять с собой на речку, но Добря отвечает с важностью:
— Не положено.
Мало того, что дома с этими сопляками нянчится, так ещё и на улице возиться? Ну уж нет. Вот подрастут, тогда можно.
— Мне шесть весен, — проныл первый, — большой уже…
— А я больше, — надулся второй, тот, которому пять.
— Не положено. Вон, с соседскими шмакодявками играйте.
Мать бросила внимательный взгляд на Добрю, но промолчала. А отец даже головы не повернул — погружен в мысли, задумчиво скребет подбородок. Он не сразу заметил, что жена подвинула ломоть хлеба и кувшин с квасом.