Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— Ходил, да не на одной лодье. Тремя. Не то страх, что пороги. Мало нас, коль врасплох на стоянке застанут, не отобьёмся. Ты ухо востро держи, воин! И на баб меньше пялься, — уже совсем серьёзно продолжил купец.
— Тогда скажи своим женщинам, чтоб болтать перестали, — разозлился дружинник. — Мужики гогочут на всю округу.
— То верно, — примирительно ответил Жедан, хотя грекиня была нема как рыба, а без умолку хихикала одна Затея. — Эй, кормщик! Не пора ли к берегу?
— Как скажешь, — проскрипел тот. — А
— Добро. Так и сделаем… А на рассвете, что ж. Семи смертям не бывать, а одной не миновать, — рассудил Жедан и подмигнул Розмичу.
«Не может того быть, чтобы племянницу любимую опасности бы подвергал, — смекал дружинник. — Не иначе, хоть и затруднителен путь, но не столь страшен, как речёт».
— Первый порог зовётся Сиговец, — продолжил пугать уже кормщик. — А другой, что за ним — Медведец. Гибельное место. Вода здесь стремительна. И так девять вёрст подряд. А со всех сторон скалы да кручи…
— Далеко ли до Онеги, отец? — прервал его Ловчан.
— Дён восемь будет, не менее, — ответил тот и добавил: — Коли на порогах оных не застрянем, конечно. Там всё одно бечевою идти. А не сдюжим, надобно с местными уговор чинить. За четыре года много могло измениться. Бывает, в одно лето берег так зарастёт, что и бечева никакая не поможет. Тогда сиди и жди.
— Так и с голоду или со скуки помереть можно, — пошутил было Ловчан.
— А рыба на что? — усмехнулся Жедан, тревожно вглядываясь в зелёный сосняк по правую сторону от корабля.
— Надобно богам ещё требу справить, — предложил Розмич. — Эй, скотт! Ты чего ж молчишь? — бросил он Ултену.
— Я не скотт, а житель благодатной страны Эйре… А эта земля, — он повёл рукою, — всем нам чужая! Надо мало говорить, — добавил священник нехотя. — Всю рыбу распугать можно.
— А как же пост, святой отец? — не удержался ехидный Жедан.
— Не о себе пекусь, о вас — мирянах, пусть вы все и язычники. Да будет вам известно, что сам Энгус, игумен из Клоненаха, уединялся, дабы избежать земной славы, для предания себя испытаниям. Ежедневно он клал по триста поклонов Господу и читал подряд всю Псалтырь, — при этом кульдей потянул к себе дорожную суму и действительно вытащил оттуда увесистый том в кожаном переплёте, — не выходя из ледяной воды, будучи привязан к бревну за шею…
— Ты был прав, Жедан, — размышлял вслух Розмич. — Коркодила бы отравилась!
Затея звонко рассмеялась, не удержались и остальные, один священник со смиренным видом встретил этот хохот, не выказывая обиды на венедских варваров. Гречанка тоже промолчала.
— Разве не трепещет сердце твоё, добрая девушка, — обратился Ултен к Затее, — при виде Святого Писания?! Разве тот крест, что скрываешь ты от мужских взоров на груди, не бережёт тебя от козней диавольских?!
Здесь уж настала пора Розмичу язык проглотить. А Ловчан даже икнул от неожиданности.
— Негоже святому отшельнику на грудь женскую пялиться! Вот тебе мой ответ будет, — сказал купец с явным неудовольствием. — А если ты мне здесь будешь проповеди читать, на вёсла посажу от ужина и до самого Белозера! Ты всё понял?
— Прости! Я не хотел никого обидеть, — поспешил заверить Жедана кульдей, сотворил несколько раз крест и притих.
— Это правда, что Затея богов старых отринула? — не выдержал Розмич.
— Дура была… Сама не знает, чего хочет… Отринула бы, давно какая б напасть приключилась, — с огорчением оправдывался купец. — Да нет её! А так, глядишь, и месяца не пройдёт, уж в Белозере окажемся.
— Ох и чует моё сердце, теперь уж точно приключится, — пробормотал Ловчан.
— Не каркай! — оборвал его Розмич.
…Стоянка, о которой упомянул кормщик, и впрямь оказалась знатной: здесь река изгибалась, образуя небольшую бухту, а место для ночлега было закрыто густым сосняком, надёжно скрывавшим свет костра от всех, кто на воде и даже за рекой.
Большое кострище, брёвна, сложенные вокруг, и охапки иссохшего сосняка — остатки бывших лежанок — говорили о том, что место давно обжито. С одной стороны, это радовало, с другой — пугало. И хотя Розмич решил, что купец выказал опасения не всерьёз, а для порядка, всё равно насторожился.
Вместе с Ловчаном проверил пешие подступы к стоянке и только после этого немного успокоился. Человеку неприметно сюда не подойти, значит, если кто и нагрянет — только с реки, а о таких гостях предупредят сторожа на лодье. В этот раз на борту остались двое молодцов Розмича, они и получили строжайший наказ не спать и глядеть в оба. За полночь обещал сменить.
Солнце уже подкатилось к горизонту, к летней зелени добавились пурпурные тона. По реке поплыл лёгкий, почти прозрачный туман. У костра хозяйствовал Вихруша — дружинник ловко насадил пойманных рыбин на толстые прутья, умело отгрёб горящие ветки в сторону, чтобы выпечь добычу на углях.
Ему, как водится, помогали советом все, кому не лень. А ленивых оказалось немного — Жедан с племянницей да гречанка. Даже скотт-кульдей и тот лез под руку Вихруши.
Розмич глядел на приготовления без особого интереса, уверенный, что лучшая помощь в таком деле — просто не мешать.
— Так чего? — шепнул подкравшийся Ловчан. — Объясним Затее, кто здесь самый лучший воин?!
Дружинник мысленно проклял себя за бабий румянец, что вновь окрасил щёки. Одарил товарища недоумённым взглядом.
— Скажи мне, дескать, размяться хочешь, — ещё тише, со вздохом, пояснил Ловчан.
Розмич не сразу, но смекнул, в чём задумка хитреца. Говорить доле не стал, просто взялся за рукоять меча и кивнул другу — мол, пойдём. И если бы не Ловчан, ушел гораздо дальше, чем требовалось.